Леонид Ефанов - Покорение Крыма

Мария Родионовна, переваливаясь с боку на бок, утиной походкой медленно подошла к мужу, мягко положила руку на его плечо, сказала тихо и спокойно:

— Ко сну пора, Пётр Иванович... Бумаги подождут. Утро вечера мудренее.

— И то правда, Маша, — как-то сразу остыл Панин. Он посмотрел на выпирающий живот супруги, осторожно тронул рукой: — Скоро ль разрешишься?

— Доктор сказывал, недели через две, — приятно улыбнулась Мария Родионовна.

— Ну, дай Бог! — перекрестил жену Пётр Иванович и, шаркая стоптанными набок ночными туфлями, пошёл в спальню...

На следующий день он продиктовал Каплан-Гирею суровый ответ, указав, что могучая российская армия приближается к дверям татарского народа, дабы силой принудить хана принять предложение России, если он на то добровольно не соглашается. И подчеркнул, что хан ответит перед судом Божьим за то, что променял обещанное её императорским величеством благосостояние своего народа на личные, корыстолюбивые выгоды от турецкого двора.

Одновременно были составлены письма к татарским мурзам с пересказом текста послания командующего Каплан-Гирею и с прибавлением, что ответ должен быть «от общего народного совета», поскольку взгляды хана противны интересам крымского народа.

Ведение всех татарских дел Панин решил поручить Веселицкому, отправив ему ордер с приказом немедля сдать «Тайную экспедицию» подполковнику Рогожину и, получив тысячу рублей на проезд и пропитание, держать путь в Молдавию, куда в ближайшие дни отправляется сам, чтобы начать подготовку к осаде Бендер.

17 апреля погожим, солнечным днём полки Второй армии выступили с зимних квартир.

В этот же день у Петра Ивановича родился сын. Мария Родионовна благополучно разрешилась крепеньким горластым мальчиком, которого сияющий от счастья отец нарёк Никитой...

А спустя неделю к Хотину, назначенному местом сбора полков, двинулись колонны Первой армии Петра Александровича Румянцева.

Апрель — май 1770 г.

Вернувшись в Яссы, энергичный Бастевик, продолжая искать выходы на Бахти-Гирея, главные усилия направил на разведывания турецких приготовлений. Обе российские армии продвигались по весенним дорогам к Бендерам и Хотину, и следовало выявить неприятельскую силу, способную противостоять им в эту кампанию. Бастевик подыскивал молдаван, готовых за приличные деньги послужить империи, и, взяв с них клятву, посылал в Бендеры, Бадабаг, Хотин, Каушаны, Очаков...

Скупой на похвалу Панин был весьма доволен старательностью секунд-майора.

— Вот кабы всё так службу несли! — начальственно восклицал он, читая очередной рапорт, в котором Бастевик обстоятельно докладывал, что в Бендерах турецких войск до десяти тысяч наберётся и прибывают всё новые, что хлеба в крепости в достатке, но продают дорого, что в Яссах начинается «моровая язва» — чума — и есть уже умерши.

Последнее замечание насторожило Панина — он отбросил рапорт в сторону и больше к нему не прикасался. А все другие, что будут поступать в канцелярию из тех «моровых» мест, приказал окуривать и мочить в уксусе...

Тем временем Пётр Петрович Веселицкий, спешно завершив дела в Киеве, нагнал командующего у Буга и к Бендерам ехал при его штабе. По приказу Панина он взял в свои руки всю переписку с Бастевиком, касавшуюся отторжения татар и ногайцев.

Бастевик писал, что хан, при котором сейчас находится до тридцати тысяч ногайцев, держит Бахти-Гирея при себе. Все попытки нанять человека для передачи письма сераскиру пока успехом не увенчались: опасаясь за жизнь, никто из молдаван не хочет ехать в ставку хана с таким посланием. Даже за большие деньги.

— Ну ладно, майор не может склонить молдаван. Но где же ваши конфиденты? — недовольно брюзжал Панин, колюче поглядывая из-под мохнатых бровей на Веселицкого. — Я не верю, что в окружении хана не осталось ваших людей.

— Остались, ваше сиятельство... Но предатели.

— Кто?

— Якуб-ага. Он у Каплана нынче личным переводчиком состоит... В своё время был склонен господином майором к тайной переписке, но предал.

— Как?

— Балта!.. Балта — дело его рук.

Панин покривил рот:

— Нам его надёжность сейчас не нужна! Пусть за награждение только письмо передаст...

Веселицкий отправил Бастевику ордер об использовании Якуба для передачи панинского письма Бахти-Гирею.

Май 1770 г.

Подойдя к Днестру, Первая армия за три дня переправилась у Хотина на правый берег и, круто повернув на юг, двинулась полковыми колоннами к Пруту.

Май выдался пасмурным: частые затяжные ливни лишь изредка брали передышку, сменяясь на день-два по-летнему жарким зноем. Узкие дороги, рассекавшие густеющие свежей зеленью, едва подсохнув, снова превращались в вязкие болота. Теряя в топкой хляби колеса, хрустя ломающимися осями, тяжело ползли обозы и артиллерия. Растянувшиеся на десятки вёрст тылы не позволяли армии идти дальше к берегам Прута. Нужно было остановиться, подождать отставших.

Глядя на косые струи дождя, бившие в окошко молдаванской хаты, Румянцев желчно диктовал писарю реляцию:

— Здешний климат попеременно то дождями обильными, то зноем чрезмерным нас тяготит... В ясные дни, коих немного было, при самом почти солнечном всходе уже жар величайший настаёт, которого на походе солдаты, особливо из новых рекрут, снести не могут. А ночи, напротив, холодом не похожи на летние...

Но не только переменчивая, ненастная погода злила генерала — армия испытывала нужду в людях, лошадях, припасах. К тому же стали поступать сведения об участившихся случаях «моровой язвы». А когда пришло сообщение, что в Яссах умер генерал-поручик Штофельн, Пётр Александрович испытал безмерное огорчение: ему до слёз было жаль, что такой бравый генерал сложил свою голову не на поле брани в геройской баталии, а в беспамятстве, на грязной койке, к которой даже денщики боялись подходить.

И всё же, едва подтянулись обозы, Румянцев снова двинул полки вперёд.

Июнь 1770 г.

Преодолев за два месяца многовёрстный путь от Днепра до Бендер, 15 июня Вторая армия подошла к крепости.

Турки встретили авангард армии раскатистым грохотом тяжёлых орудий. И хотя пудовые ядра упали с большим недолётом, шедшие в авангарде гусары насторожились, лошадей придержали.

Стоявший на высокой башне Эмин-паша довольно поцокал языком, обернулся к офицерам, приказал атаковать неприятеля.

Увидев выходившую из-за крепости татарскую конницу, высыпавших из ворот янычар, гусары попятились к обозам, которые торопливо строились в вагенбург.

Татары с визгом ринулись вперёд и, скорее всего, смяли бы гусар, но положение спасли пехотные батальоны полковников Цеймерна, Друмантова и Вассермана, остановившие врага сильным ружейным огнём. Тут же через головы солдат полетели шипящие ядра батареи премьер-майора Зембулатова, рванули пламенем и дымом под лошадиными копытами, осыпав татар горячими осколками. Вздыбились, захрапев, раненые кони, сползли с сёдел сражённые всадники; турецкая пехота побежала назад к воротам.