Игорь Минутко - В июне тридцать седьмого...

Да... «Кооперация будет контрактовать...», то есть заключать контракты с земледельцами, поставлять им технику, фураж, снабжать семенным фондом, а хлеб сдавать крестьяне станут государственному учреждению. Союзхлебу, государство будет определять нормы сдачи зерна и цены на них... «Это есть по-настоящему, если хотите, пересмотр ленинского плана...»

Далее Каминский говорит:

«Надо нам прямо сказать: мы производственное кооперирование можем вести только на базе понимания всего ленинского плана во всех областях, начиная с организации товарооборота, обращения... Кто хочет одну форму уничтожить, забрать, тот срывает весь наш план, подрывает всю нашу работу, это неумелый, неправильный подход к решению вопроса о кооперации».

И ещё:

«Мы сейчас должны поставить вопрос об организационной связи кооперации с населением и о самодеятельности и активности крестьян в области кооперирования. Последние меры, которые были связаны с хлебозаготовками, привели к тому, что сейчас получилось довольно странное положение в смысле командования. Командовать сейчас легче, чем раньше. И часто на местах это командование принимает «анекдотический характер».

С кем полемизирует Г.Н. Каминский? Не полемизирует — яростно спорит? С Молотовым и Сталиным. Загляните в стенограмму XV съезда ВКП(б), прочитайте доклады Сталина и Молотова. Ещё не разработан план «сплошной» коллективизации, суть которой — надо называть вещи своими именами — ограбление деревни. На съезде речь идёт об индустриализации и дискутируется вопрос, где взять для неё деньги. У крестьян — настаивают Сталин и его ближайшие соратники. «А Каминский защищает мужика», — в открытой полемике говорит Молотов о руководителе Всероссийской кооперации.

Григорий Наумович был дальновидным политиком и стратегом. Он видел, куда поворачивается стрелка на барометре советской истории. Он делает отчаянные усилия, чтобы отстоять ленинский путь деревни к социализму и то, что кооперацией сделано на этом пути.

«В нынешнее время очень многие спорят о вопросе индивидуального хозяйства. Мы об этом не спорим, потому что знаем, что это есть основная база для всего нашего хозяйства на значительное время».

В заключительном слове он говорит:

«Наши производственно-бытовые системы не делают из отдельных крестьянских хозяйств какие-то другие хозяйства, они только дают им преимущества крупных хозяйств и направляют их в сторону такого развития, которое будет затем приближаться к развитому социалистическому земледелию, то есть при успехах нашей кооперативной политики, как говорил об этом Ленин, на известной стадии, в известный срок, как он говорил, мы получим общественное сельское хозяйство на добровольных началах».

Но Сталину нужны были другие сроки, и «общественное сельское хозяйство на добровольных началах» его диктаторскому мышлению было просто противопоказано.

Декабрь 1928 года. Порог сталинской коллективизации. В стране фактически уже свёрнута новая экономическая политика, запланированная Лениным «всерьёз и надолго», уже идёт разгром детища Каминского — сельской кооперации. Партийные кадры на всех уровнях сориентированы на сплошную коллективизацию сельского хозяйства в кратчайшие сроки.

...В декабре собирается II сессия Совета Колхозцентра. Это уже не Колхозцентр в системе сельскохозяйственной кооперации — он выделен из неё и пристегнут к Наркомату земледелия с одновременным подчинением ЦК партии.

На сессии коммунист Г.Н. Каминский, верный партийной дисциплине, делает доклад «Очередные задачи колхозного движения».

Каминский на трибуне, голоса с которой, естественно, слышны в Кремле, говорит:

«При решении задач по развёртыванию массовой широкой коллективизации... надо ставить дело таким образом, чтобы здесь не было бюрократического подхода. Если мы подойдём к делу так, что начнём решать вопрос, нельзя ли дать задание, чтобы двадцать пять процентов селений перевести на общественную запашку земли, столько-то процентов перевести на устав коммуны, артели — одним словом, будем действовать методом заказов, я скажу, что это циркулярное творчество будет блестящим, а в жизни не будет никаким. Так можно погубить движение... В порядке приказном, в порядке циркулярном, перерастание одних форм в другие иметь невозможно...»

Однако «циркулярное творчество» началось: грянула сталинская коллективизация, ставшая очень скоро всенародным бедствием.

Григорий Наумович Каминский ушёл с поста председателя Колхозцентра. С ним ушли многие работники, его единомышленники. В Колхозцентре появились другие люди — железные, нерассуждающие исполнители директив сверху. Такие всегда найдутся...

Так в конце 20-х годов была разгромлена «альтернатива Каминского», воплощавшая в себе ленинский план кооперирования сельского хозяйства.

...Кульминация конфликта Г. Н. Каминского со Сталиным — в драме «В июне тридцать седьмого».

22 марта 1977 года

...Ещё об одном тяжком преступлении российского ленинского коммунизма. Это — раздвоение, даже раздробление личности, а ещё точнее — уничтожение индивидуальности «отдельно взятого» человека. Советской системе всегда был нужен «человеческий материал», лишённый самостоятельности суждений, никакого инакомыслия, которое, по Ленину, — преступление против революции и народа. Поэтому (правда, в условиях гражданской войны): «Расстреливать (имеется в виду думающих — только думающих!.. — не «по-большевистски»), никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты»; «Надо поощрять энергию и массовидность террора!». Кровожадным, маниакально кровавым был наш вождь.

Но — не получалось. Всех превратить в бессловесных роботов не получалось. И глобальный террор оказался бессильным перед человеческой индивидуальностью.

Уже во времена брежневского застоя возник тезис, точно характеризующий советского «гражданина»: «Говорим одно, думаем другое, поступаем по-третьему».

Однако в этом тезисе заключена огромная драма советского общества: раздвоение личности, растроение её ведёт к травмированию, разрушению психики индивидуума.

Из неотправленного письма Григория Наумовича Каминского врачу-нейрохирургу В.К. Глехбергу, с которым сохранились дружеские доверительные отношения ещё с дореволюционных студенческих лет (апрель 1935 года):

«...Невыносимо! Не могу больше. Выступаю в аудитории академиков и говорю, что предписано сверху, о чём принято соответствующее решение. Вы помните, Вадим Константинович, речь, идёт о приобретении новейшего медицинского оборудования в Германии по вашей специализации для рядовых, даже сельских больниц. «Обойдёмся своим оборудованием». И ещё мне Маяковского цитируют: «У советских собственная гордость, на буржуев смотрят свысока!» Собственная гордость... Я-то знаю: у нас просто этого оборудования не производят, не до гордости. Пока. В перерыве останавливаю двух академиков в коридоре, оглядываюсь, будто ворую: «Мы эту проблему решим через некоторое время, проведём закупки по другой статье. Придётся немного замаскировать». Какая гадость! Академики в глаза не смотрят, голосами еле слышными: «Всё понимаем, товарищ нарком. Спасибо, не подведём».