Руфин Гордин - Петру Великому покорствует Персида

Пётр Андреевич повёл переговоры с персидским послом. Хотел было привлечь Шафирова — знатока по восточным делам, смыслившего в них более остальных. Однако он пребывал под следствием и в великой унылости, но кой-что всё-таки подсказал. Прежде всего, тон должно взять непримиримый, дабы турок ведал, что Россия ничего из занятого ею не уступит, а и доныне не занятое всё едино себе заберёт и Порте до того не должно быть дела.

Мало-помалу Договор родился. Статья первая звучала достаточно грозно:

«Его Императорское Величество Всероссийское обещает Его Шахову Величеству, Тахмаспу, добрую и постоянную свою дружбу и высокомонаршеское своё сильное вспоможение против всех его бунтовщиков; и для усмирения оных и содержания Его Шахова Величества на персицком престоле изволит, как скоро токмо возможно, потребное число войск конницы и пехоты в Персицкое государство послать, против тех бунтовщиков Его Шахова Величества действовать и всё возможное учинить, дабы оных ниэпровергнуть и Его Шахово Величество при спокойном владении Персицкого государства оставить».

Договор был составлен обстоятельно, дабы Порта Оттоманская не зарывалась и слишком много не захапала.

«И обещает Его Императорское Величество, что он всегда будет приятелем тем, кто Шаху и Персицкому государству приятель, и неприятелем тем, которые Шаху и Персицкому государству неприятели, и противу оных имеет чинить вспоможение, что разумеется около всего Персицкого государства, от кого б то неприятельство показано быть имело; еже взаимно и Его Шахово Величество Его Императорскому Величеству обещает».

Копьё было направлено прежде всего против турка; а уж потом остерегало Мир-Махмуда. Теперь надлежало ждать, каково воспримут известие о договоре везир и остальные министры Порты, скороспешного Неплюева донесения.

Тем временем явился посол его султанского величества Капуджи-паша со свитою. И вручил фирман султана, в коем объявлялось, что князь Дагестанский Дауд-бек состоит под высоким покровительством и в подданстве Оттоманской империи, а, следовательно, ему вверяется управление областью Ширваном, бывшей под персидским владением.

Положение обострялось. Со стороны турецкой слышались непрестанные угрозы.

Пётр собрал консилию.

— Как быть, господа? Мы от Персиды весьма вдалеке, а турок рядом. Везир султанской твердит, что земли те населены единоверцами, стало быть, должны быть под протекциею турецкой.

— На сие можно возразить, что немало областей под турком, где насельники исповедуют христианство, — немедля подал голос Толстой. — То Молдавия с Валахией, Сербия, Греция и иже с ними.

— То резон, — согласился Пётр, — однако войны надобно избежать. И не потому, что мы турка слабей — можно бы его побить на радость европейским народам. Император римский Карл Шестой готов вступить с нами в союз [124] ...готов вступить с нами в союз. — Карл VI (1685—1740) — император Австрии и Священной Римской империи с 1711 г., вёл войны за испанское и польское наследство, а также с Турцией. . Да не пришло ещё время. Погодим. Надобно закрепиться на Каспийском берегу — сие ныне главное. Коли начали дело — закончим смело.

Пётр был озабочен. Снова выходило, что ему приходилось нести на своих плечах главную тяжесть. Сенат погрязал в спорах да распрях. Согласие достигалось с трудом. Грызня да подсиживание, увы, царили и меж высоких персон. Поводы были мелочны.

Пётр взбеленился:

— Господа Сенат! — Выпуклины глаз налились бешенством. — Ежели будете тем токмо заняты, что вцепляться друг другу в горла, аки псы в кость, в мосол, таковой Сенат ни государству, ни мне помочи не принесёт. А коли пользы нету, зачем языками молоть?! Жили без Сенату, стало быть, можем и далее без оного прожить. Решайте же!

Повернулся и хлопнул дверью, да так, что ручка повисла, качаясь, словно маятник.

Устрашились государева гнева. Тотчас воцарилось согласие, по-быстрому стали решаться дела, касавшиеся в главном Персидской кампании.

Пётр давно чувствовал усталость и держался только силою воли. Давние хвори, отгонявшиеся тоже только волею, теперь всё сильней давали о себе знать. Пришлось призвать лейб-медика Блюментроста и держать с ним совет: все треволнения, копившиеся во время похода да и на обратном пути, сенатские свары и неустройства отлились.

— Лаврентий, лечи! — Пётр, как всегда, был краток. — Сила упадает, брюхо зело болит да и уд заодно с ним. Однако прежде доложи, каков князь Дмитрий Кантемир и дщерь его Мария.

— Князь Дмитрий плох, государь, — озабоченно отвечал Блюментрост. — Вернувшись из похода, он прямиком отправился в своё харьковское имение Дмитровку. Дочь Мария Дмитриевна его сопроводила. Тамошний климат, по утверждению его домашнего врача, более благоприятен. Однако мне бы хотелось, чтобы он был под оком медицинской коллегии. Увы, переезд в нынешнем его состоянии может быть пагубен.

— А княжна Марья? Здорова ли она?

— Когда ещё княжна и княгиня Анастасия возвратились из Астрахани, мы по просьбе княгини устроили медицинский консилий, ибо княжна перенесла беременность и скинула...

— То я ведаю, — торопливо перебил его Пётр. — И что же?

— Здоровье её поправилось, государь. Вскоре она смогла сопровождать отца. Полагаю, однако, что княжна Марья останется неплодна.

Пётр скрипнул зубами, но промолчал. Блюментрост понимающе глянул на него и продолжил:

— Дозвольте, государь, переменить тему и обратиться к вашему здоровью, кое драгоценно для всех нас.

— Дозволяю, — уже благодушно молвил Пётр. — Смотри да щупай сколь хочешь. Язык высуну, подразню, как бывало.

Оба улыбнулись. Лейб-медик трудился долго и основательно, так что от природы нетерпеливый Пётр стал морщиться.

— Несносно, — наконец произнёс он. — Кончай, Лаврентий да давай мне облегчительные пилюли да декохты.

— Ох, государь, — покачал головой Блюментрост. — Нимало вы себя не щадите. Богатырский ваш организм от непомерных трудов расстроен совершенно. Была бы моя воля — отрешил бы вас от дел не менее чем на месяц-другой да отправил хотя бы на марциальные воды, а лучше всего в Карлсбад.

— Ну нет, в Карлсбад я не поеду. А вот в Парадиз — непременно. А там рукою подать до марциальных вод, — решительно отвечал Пётр.

— Скиньте ношу, государь! — с непривычной для него горячностью воскликнул лейб-медик. — Есть ведь на кого её переложить: канцлер граф Головкин, вице-канцлер барон Шафиров, светлейший князь Меншиков...

Усмешка раздвинула короткие жёсткие усики.

— Их, ровно дитятей малых, без надзору да призору оставить не можно. Они более собою заняты, нежели делами государства. Светлейший стяжает, барон бранится, граф пыжится. Нельзя мне от дел отойти, Лаврентий. Разве что разнежиться в Преображенском, устроить ассамблею...