Юрий Куранов - Дело генерала Раевского

— Может быть, поднять рюмки пора и за денежные знаки, — предложил какой-то новый гость в сером, толстой вязки свитере и с длинными, хорошо вымытыми, но небрежно брошенными на плечи волосами.

— Не надо кощунствовать, — сказал строго Иеремей Викентьевич, — мы все собрались не на выпивку, и, если хотите, мы в какой-то степени цвет общества, пусть и не весьма совершенного.

— Вот именно, — согласился торжественно гость с усами и бородкой Наполеона Третьего, — пусть, может быть, и не очень скромно так о себе говорить, но мы всё же пытаемся думать об исторических судьбах России.

— Вот именно, — сказали многие из сидевших за столом.

А хозяин принялся разливать водку.

— Вот мы и увидели, причём не только сегодня, это было видно всегда, только молчали об этом, что сложились к началу века две мощные дворянские группировки, как теперь сказали бы, концерны — петербургский и московский. Московский наличествовал уже давно и был, как выяснилось, живуч, его крушил Иван Грозный как оплот самостоятельности русского общества. Он был, казалось бы, растоптан так, что на трон уселся сначала просто чужак, Борис Годунов, а потом захватил его Римский Папа. В лице Димитрия Названного и Марии Мнишек мы получили мощное католическое ярмо, состоявшее из довольно значительного числа обезличенных русских родов государственного значения и представителей родов польских, опиравшихся на мощную грабительскую вольницу запорожских казаков Сагайдачного и донских Заруцкого. Под руководством католиков уже тогда начал складываться кулак интернационального характера. Заруцкий, например, был пожалован в бояре Лжедмитрием Вторым. Вообще наша историческая наука скудно анализирует эпоху Смутного времени. Ведь не только один такой талантливый государственный деятель, как Курбский, ушёл в Литву. Подвергнув погромам Русь, и главным образом наиболее талантливую часть её, Иван Грозный изгнал этот цвет Руси в Литву, где и без того было много русских. Таким образом, этот явно обесноватившийся во второй половине своего царствования государь своими руками формировал Римскому Папе мощную армию против Москвы. Только внутренние междоусобицы в Польше и бездарность главарей польской шляхты не дали Риму покорить Русь. Ведь экспансия Рима против Москвы началась ещё со времён Романа и Даниила Галицких, с противостояния и соблазнов Александру Невскому, который сразу понял, что Папа гораздо опасней татар, которые во внутренние дела Руси почти не вмешивались, а главное, не трогали Церковь, наоборот, защищали её вплоть до смертного наказания каждому, кто посягнёт на храм или священника. Татары, при всей своей хитрости, исторически были наивны. Другое дело католики, Рим, Папа. На все государства по всему миру папский Рим, давно уже превративший религию в государственную деятельность, вёл всеобъемлющее и всепроникающее наступление, которое здесь и там из тайной дипломатии превращалось в прямую агрессию. Так, например, — Иеремей Викентьевич прокашлялся, — Даниилу Галицкому в 1254 году Папа даровал королевский титул. С подобным предложением обращались из Рима к Александру Невскому. Тевтонский поход на север западной Руси. Римский престол в тайниках своих канцелярий готовил таких посягателей на Москву, как Иван Болотников, Лжедмитрий Второй. Я уже не говорю о так называемом Лжедмитрии Первом. На мой взгляд, или же это действительно сын Грозного, который, будучи ребёнком от седьмой жены царя, не укладывался в православные нормы престолонаследования, или это был некто заведомо, но хорошо подготовленный со стороны. Версия, связанная с Гришкой Отрепьевым, настолько шита белыми нитками. Состряпать её могли только в Москве, на её тогдашнем послегрозновском интеллектуальном уровне.

— Что даёт вам право так судить? — прервал субъекта юный историк в чёрном свитере и с роскошными волосами.

— Оснований вполне достаточно, — успокоил субъект, — хотя бы как минимум для подозрений. Вполне известно, что в русское посольство в Париже были принесены двумя старушками в середине прошлого века (старушки — остзейские баронессы), очень интересные документы, славянскими буквами написанные. Это была переписка, происходившая с ведома московских царей, длилась лет тридцать или сорок, а сам адресат именовался так: «Государь царевич и великий князь Димитрий Иванович». Даты на письмах говорили, что эта переписка продолжалась от времён Фёдора Ивановича до аж Михаила Фёдоровича. Есть и другие факты. Например, наличие у Димитрия Названного драгоценного креста, подарок царевичу от крестного отца. А сцена, когда мать Димитрия Марфа была из заточения привезена к Годунову и допрашиваема царём и женою его, дочерью Малюты. Марфа долго уклонялась той ночью от прямого ответа: «Тварь! Как ты смеешь говорить «не знаю», когда знаешь!» — вознегодовала дочь всерусского палача и ткнула горящей свечой в глаза насильно постриженной старухе. Борис еле успел отстранить свечу от лида инокини. И тогда Марфа тихо выговорила: «Мне сказывали, что сын мой без моего ведома увезён в заморские земли». А в парижских документах и были перечни «кормов», которые посылались в столицу Франции на содержание царевича. Но дело не в этом. Дело в том, что и Болотникова готовили для Руси иезуиты. Дело в том, что Пугачёва тоже проводили сквозь некую, правда примитивную, спецподготовку, как сказали бы теперь, в Пруссии, когда он был денщиком в русской армии времён Семилетней войны. А вот в самой России, две трети столетия после Петра, Анны Иоановны, Бирона и Павла Первого, сложилась мощная партия нового столичного дворянства, привязанного к католикам. Их усердно подпитывали из Ватикана. Вспомним хотя бы царевича Алексея Петровича, которого прятали по всей Европе от Петербурга не без ведома иезуитов, то в Вене, то в Неаполе... Вспомните княжну Тараканову, дочь Елизаветы Петровны и графа Разумовского, именем которой пользовались многие. Одним словом, вернее, двумя — перманентная агрессия. То есть многовековая, бесконечная, тотальная, многообразная агрессия Ватикана против Москвы, которая продолжалась, продолжается и будет продолжаться. А вот к началу девятнадцатого века в самой России, в новой столице, почти за пределами России, в среде полуинтернационализированного класса, страной фактически правившего, сложился круг лиц, возжелавших воспользоваться католицизмом в своих клановых интересах. Эти интересы не ослабила, а, наоборот, укрепила победа над Наполеоном и взятие Парижа. Не случайно прах Кутузова положили в этом католическом соборе с неправославным треугольником на фасаде, а позднее кумиры его поставили в паре с другим неправославным полководцем, военным министром империи, который армию так разбросал по всем направлениям второстепенных театров, что огромное сверхвоенизированное государство не смогло противопоставить полководцу, в своё время коронованному Папой, достаточно сильную армию. Кстати, статуи не то что полководцев, вообще не возводили статуи возле церквей русских, не говоря уже о их внутрицерковных захоронениях.