С Обрант - Школа корабелов

Разумов погрузился в невеселые думы. Молчал и Гроздов, удрученный силой неоспоримых фактов. После продолжительной паузы профессор негромко сказал:

— А все-таки я этим слухам не верю. Будь Траверсе шпионом, он держал бы себя более осторожно. Вот уже три года, как против его особняка на Неве стоит линейный корабль «Лейпциг». Всем бросается в глаза, что на корабле нет ни людей, ни пушек, ни даже мачт. Траверсе мог бы и совсем прекратить постройку судов, мог бы, наконец, закрыть наше училище. Разве он не понимает, что плеяда выпущенных нами корабельных инженеров в два года восстановит прежнее могущество флота?

— Я думаю, что министр щадит училище только потому, что не хочет лишать Лебрюна солидных доходов. Но Путихов приходил неспроста…

— Путихов был здесь? Когда? — насторожился Гроздов.

— В прошлое воскресенье, — неохотно ответил Разумов, сожалея о том, что проговорился.

— Зачем он приходил?

Разумов подсел к камину и протянул озябшие руки к тлеющим углям. Иван Петрович не сводил с него беспокойных глаз. Путихов был явным врагом, и его появление не сулило добра.

— Что ему понадобилось в училище? — с нарастающей тревогой повторил вопрос профессор.

— Не знаю. Я долго ломал над этим голову. Видишь ли, Евлампий Тихонович проявил довольно странное любопытство к нашим помещениям; он обошел все классы и кабинеты. Между прочим, он хвастался тем, что Траверсе выдает за него замуж красавицу француженку.

— Что за нужда пересказывать пьяные бредни?

— Нет, Иван Петрович, Путихов был совершенно трезв и, надо думать, не врал. Когда он уже ушел, я вспомнил историю с гувернанткой маркиза Шарлоттой. Помнишь, Саша Попов нам о ней рассказывал?

— Как же, конечно, помню. Мы еще очень жалели эту молодую девушку. Неужто она могла согласиться выйти замуж за такого мерзкого человека, как Путихов?

— По-видимому, она вынуждена была пойти на этот шаг. Все очень просто: Шарлотта сыграла свою роль и не нужна больше маркизу. Чтобы избавиться от нее, Траверсе выдает ее замуж за первого встречного. Таких браков у нас много.

— Что еще говорил Евлампий?

— Он сказал, что в новом году суммы на содержание училища не будут увеличены. Проект штатов Путихов прячет у себя.

— Господи, какой негодяй! — Гроздов беспокойно зашагал по навощенному паркету. — Нет, с меня довольно! Я поеду в министерство и заявлю самый решительный протест.

Прищурив глаза, Разумов ласково созерцал худые щеки и лысеющую голову друга Он искренне любил этого слабого здоровьем человека, связавшего с училищем все свои горести и радости. Сколько незаслуженных обид наносили ему Путихов, Гагарин, Апацкий, а он безропотно сносил все и продолжал трудиться.

— Где уж тебе, Иван Петрович, бороться с министром, — грустно улыбнувшись, сказал корабельный инженер. — И перестань расстраиваться, все будет хорошо. Какую бы мрачную пору ни переживало училище, ты его не покинешь, а с тобой оно не пропадет.

Разумов уехал. Проводив его, Гроздов не переставал думать о Путихове. Никогда у профессора не было более подавленного настроения, никогда он не чувствовал себя таким беспомощным, как в эти хмурые декабрьские дни, полные ожидания надвигающейся грозы. И она вскоре разразилась.

В середине второй недели из канцелярии министра пришла бумага. Гроздову предписывалось немедленно явиться к директору морского кадетского корпуса со списком учителей школы корабелов.

Восьмидесятилетний адмирал Петр Кондратьевич Карцов встретил профессора дружелюбно и показал ему докладную записку, при чтении которой у Гроздова болезненно сжалось сердце. Записка гласила:

«Состояние училища корабельной архитектуры показало на опыте предположенную для службы пользу, а при дальнейшем рассмотрении состава сего заведения открывается сугубая польза присоединить оное к морскому кадетскому корпусу, где и многие части наук преподаются те же самые; и прекратятся издержки на разных чиновников, кои при таком перемещении училища в корпусе окажутся ненужными».

— Кто это написал? — спросил Гроздов дрожащим голосом. — Вы же понимаете, ваше превосходительство, что училище чуждо кадетскому корпусу и пользы от присоединения не будет ни тому, ни другому.

Адмирал промолчал. Тряхнув колокольчиком, он приказал вошедшему адъютанту вызвать к нему инспектора классов. Затем он обратился к Гроздову.

— Ты безусловно прав, профессор. Если бы министр спросил мое мнение, я бы ему ответил то же самое. Нам трудно, почти невозможно принять училище. В корпусе и без того страшная теснота, — ведь недавно мы перенесли два пожара и лишились многих помещений. Кроме того, по новому штату нам положено иметь семьсот кадетов вместо пятисот. Э, да чего там, скажу прямо: твою школу мне навязывают.

В дверь постучались. Вошел инспектор классов Марко Филиппович Гаркавенко. Отрапортовав адмиралу, он дружески поздоровался с Гроздовым и сел рядом с ним.

— Ваше превосходительство, — обратился он к адмиралу, — вы просмотрели список учителей?

Гроздов достал из папки список и передал его директору. Отметив карандашом несколько фамилий, Карцов сумрачно сдвинул седые косматые брови.

— Да тут и исключать некого, надобно почти всех переводить в корпус. Погляди-ка, Марко Филиппович.

Теребя пышные, начинающие седеть усы, инспектор классов медленно читал фамилии учителей. Чем дальше он углублялся в список, тем более мрачнело его смуглое, казавшееся необыкновенно суровым лицо. Он отбросил бумагу на стол и сердито заговорил, пересыпая речь украинскими словами:

— Хай вин сгине, той проклятый француз. Выдумал чертяка на нашу голову: «…от сего слияния отечеству польза, ибо науки в корпусе те же самые, что и в училище, преподаются». Не можно кадетов и корабелов совместно учить, кроме как по рисованию, французскому языку и танцеванию. А где я классы возьму, Петро Кондратьевич? Нема у меня классов, хиба тилько учить корабелов ночью, когда кадеты спать будут.

— Не годится, Марко Филиппович, ломать установленный годами порядок. Корабелы будут целый день шататься по корпусу; от сего разброд пойдет и учителям великое неудобство. Пусть занимаются в том помещении, которое мы отведем им для жилья.

— Ваше превосходительство, кроме той полуподвальной комнаты, где мы храним капусту, другого помещения мы корабелам дать не можем. Что касаемо квартир для учителей, то даже профессору Гроздову придется в оной отказать.

— Еще загвоздка, — с досадой сказал Карцов. — Где ж они будут жить? Свободные квартиры сейчас в Петербурге большая редкость и ценятся на вес золота. В столице полно москвичей, хлынувших сюда после пожара двенадцатого года. А как у тебя, Иван Петрович, денежные дела?