Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

– Вот именно, дорогой мой друг, – привстал с кресла Дино, – именно морали. Очень хорошо, что вы произнесли это слово. А вы, господин русский историк, говорите о своей индифферентности к религии!

Глаза Дино блестели. Такой фанатичный огонек в глазах я бывало замечал у игроков в рулетку в Монте-Карло, когда нужный им цвет выпадает пару раз подряд. Он откинулся в кресле и продолжил:

– Не поняв глубину причин разрушения язычества и влияния на этот процесс монотеизма, понять причину упадка и падения Рима невозможно. Популярная в эпоху просвещения идея историка Гиббона о том, что именно христианство убило в римлянах дух патриотизма и нравственности, встретило яростную критику среди духовенства разных конфессий. В то же время историки-романтики средневековья стремились реабилитировать варваров, которые с их точки зрения не были разрушителями античной цивилизации, а наоборот, являлись ее спасителями, принесшими погрязшему в рабстве миру возрождение общины. Различные экономические теории и марксистскую теорию социальной революции давайте, мой дорогой друг, оставим без комментариев. Концепции вашего русского историка Ростовцева о социальной борьбе тоже касаться не будем. Ницше все упростил. Ницше – вот тот мыслитель, которому пришло в голову, находясь здесь, в Ницце, в 1885 году написать свою работу «По ту сторону добра и зла» и четвертую часть «Так говорил Заратустра». Взорвать мир убедительной идеей и простым ответом на вопрос о причине гибели древней империи – было его навязчивой идеей. Простая идея мести! Подводя итоги борьбы добра и зла и исследуя генеалогию морали, Ницше вдруг пришел к выводу, что поверх всей человеческой истории высится символ всей этой борьбы и называется он «Рим против Иудеи, Иудея против Рима». Это смертельное противоречие. В еврее Рим видел монстра-антипода. Рим уличал еврея в ненависти ко всему роду человеческому. Что же испытывал еврей к Риму? Только жажду мести, воплощенную в христианском инстинкте. Великий Рим был силен и славен до такой степени, что такого еще никогда не было и не грезилось на земле. Евреи посмели поднять два восстания против Рима, за что Рим разрушил в 79-м году в Иерусалиме храм Ирода и вывез к себе в Город золотой семисвечник и серебряные трубы – сакральные иудейские символы. Арка Тита на Форуме до сих пор являет собой свидетельство этой великой победы. С собой в Рим Тит привел к отцу, императору Веспасиану, сто тысяч обращенных в рабство евреев, которым суждено было своими руками построить один из символов Рима – Колизей. До сих пор всех ортодоксальных евреев в мире вгоняет в ужас простая мысль пройти под аркой Тита на римском Форуме, где красуются мраморные барельефы со сценами триумфа Тита и изображениями лежащих на повозке семисвечника и серебряных труб. Вслед за первой войной с иудеями всего через каких-то пятьдесят лет император Адриан подавил второе их восстание и окончательно разрушил до основания Иерусалим, превратив его в город своей славы и назвав его Колонией Элией Капиталиной, а его исконным жителям разрешил появляться в городе не чаще одного раза в год для поклонения могилам предков. Император полагал, что древнее название города Иерусалим за несколько столетий сотрется в памяти народов. Но Ницше, этот немец с амбициями римского завоевателя, отдает должное священному народу Иудеи, в котором до сих пор жива, как он говорил, беспримерная народно-моральная гениальность. Кто победил – Рим или Иудея? Ницше не сомневается в победе Иудеи. Он говорил, что тот, кто забыл, должен знать, перед кем сейчас преклоняется человек в самом Риме и еще на половине земного шара – всюду, где человек стал ручным перед тремя евреями и одной еврейкой. Иудаизированный Рим, экуменитическая синагога, именуемая церковью, торжествует над разрушенной империей и ее историей. Как вам, молодой друг, это не бесспорное утверждение Ницше? И обратите внимание, что эти слова принадлежат сыну лютеранского пастыря. Вы еще сомневаетесь, русский историк, в силе мистического слова «месть»? Да что я, француз с итальянскими корнями, говорю вам, русскому интеллигенту, о роли личности и ее месте в истории! Я где-то слышал то же самое про вашего Ленина. Всесокрушаюшая месть этого человека за смерть брата разрушила ваш царизм, но и одновременно святую великую Русь вместе с православной церковью. Свидетельство тому – Мавзолей на Красной площади. Какая трансформация добра и зла, плохого и хорошего.

Дино закончил и сдвинул пепельницу на край стола, чтобы стряхнуть пепел с сигары. Его самодовольное лицо вопрошало о моем участии, и я поддался на его призыв.

– Согласен, что многие работы Фридриха Ницше не бесспорны, и его мораль в том числе. Спасибо вам, господин Росси, за напоминание, что Ницше когда-то работал здесь, в Ницце. Примечательно и то, что его фамилия и название города по-русски схожи по звучанию, как будто в них что-то родственное.

Дино улыбнулся.

– По-итальянски тоже, а вот по-французски – совсем нет. Я когда-то еще студентом пробовал изучать ваш русский. Дело прошлое, конечно, но кое-что помню. Видите, Дэннис, как у всех нас много общего. Мы христиане. Слава Богу, что я католик. Ницше – лютеранин, а во Франции остались еще и гугеноты, а вы, русские, – ортодоксы! Златоглавые храмы русской ортодоксальной церкви у нас на Ривьере поразбросаны всюду, от французских Канн до итальянского Сан-Ремо. Прекрасно, что с вашими эмигрантами мы сохранили вместе эти жемчужины христианской веры. Мне кажется, что мы, христиане, сейчас, в начале XXI века, как никогда нуждаемся в консолидации. У нас, скажем так, на западе Европы, – и для ясности он сделал сигарой круглое движение, – бытует расхожее мнение о возрождении христианской духовности на Востоке, в особенности в России с ее ортодоксальным взглядом на веру. Для меня это было несколько удивительно.

Он пристально посмотрел на меня, будто желал проникнуть в сокровенные тайны моей холодной души, но я промолчал. Дино воспринял мое молчание, как согласие на продолжение.

– Разве вы сами не замечаете, Дэннис, что сейчас, когда всё или почти всё дозволено, любая ортодоксальность, будь то ваша, иудейская или мусульманская, всё равно не может рассчитывать на широкую привлекательность среди образованных и свободных молодых людей. Поэтому в своих суждениях я всегда отвергал любую форму ортодоксального мышления, потому что это отделяет нас, людей зрелого возраста, от подрастающей молодежи. В христианстве стоит подумать о совместных усилиях по возрождению интереса молодежи к религии. Да, мы католики, а вы, русские, – ортодоксы. Вы, русские, вовремя сумели найти благозвучный для России заменитель греческому слову «ортодоксия». Я слышал, что вы у себя на родине не любите, когда вас называют ортодоксами, хотя и считаете себя последователями греческой ортодоксальной ветви в христианстве. Вы называете себя православными, – он произнес это почти по-русски, растягивая слово и улавливая в нем какую-то певучесть. – Я так понимаю, что слово «православие» обозначает по смыслу «славить Христа нашего правильно». Значит ли это, что мы, католики, славим Бога неверно?