Леонид Мончинский - Прощёное воскресенье

Начфин поднял от стола потерянное лицо и сказал:

— Белых ждем. Не к понедельнику, так ко вторнику явятся. Офицерский батальон. А у нас вчера взвод инородцев дезертировал с Песчаной. Снялись, будто цыгане, и ищи ветра в поле. Не хотят они воевать. Дикари, одним словом!

— Толку с них, — усмехнулся Родион. — Для счета содержать, так мяса не напасешься.

— Кормить нечем, — согласился начфин. — Им мясо только подавай! Земля у них неродимая. С баранов живут. Еще у нас такое случилось…

Начфин сунул в рот огрызок карандаша, изу чающе посмотрел на Родиона, после чего продолжать не захотел и сказал:

— Ничего хорошего. Иди-ждут тебя. Но уши держи торчком. На заслуги свои крепко не налейся. Больше ничего не скажу.

Замолчал и, потрогав двумя руками густые кудрявые волосы, повернулся к столу со словами:

— Дожили — евреи воюют… Иди, Родион!

От начфина Родион вышел озадаченный. Поднялся на второй этаж по широкой каменной лестнице. Перед дверью кабинета председателя ревкома постоял, но ничего худого не вспомнив, потянул медную ручку, увенчанную медной головкой льва.

Кабинет был полон дыма. Окурки валялись на полу и даже на длинном столе с круглыми ножками, покрытом зеленым сукном. Четверо сидевших за столом людей говорили вполголоса о чем-то важном. Председатель ревкома Лазарь Зайцев, чахоточный еврей, с опущенным правым плечом и крупными складками на лбу, встал, пошел навстречу Родиону, сохраняя на лице выражение скорбной задумчивости. Затем скорбь пропала. Улыбка разгладила складки, сделала Зайцева другим, даже симпатичным, человеком.

— Своевременно, весьма своевременно, — говорил он, чуть картавя. — Мы ждали вас. Поздравляю!

Опустил слегка мокроватую ладонь в руку Родиона.

— Прибыли матросы с Екатеринбурга. Пулеметный взвод. Теперь мы — сила! Согласны, Родион Николаевич?

Родион неопределенно пожал плечами, поздо- ровалея со всеми за руку, успев заметить внимательный, тяжелый взгляд председателя следственной комиссии Зубко.

«Все пасешь меня, боров, — подумал Родион. — Поздно хватился. Раньше надо было квитаться, когда за мной силы не было».

Однако взгляд его насторожил, уж больно мстительным был этот Зубко человеком, готовым после улыбки показать волчий оскал.

За Родионом перед ним должок значился. В бою под Непой зарубил он двоюродного братана Зубко Кольку Сизых. Снес ему полбашки в смертном поединке, где каждый отстаивал свою правду. И каждый свою ценил выше.

Стоял конец ясного, прозрачного сентября. Люди бились насмерть и наспех, торопясь побыстрей выхлебать кровавую долю да убежать в тайгу на промысел.

Косо легла сабля на горячий лоб казацкого есаула. Силен был мужик, но не ловок, жизнью поплатился за свою сытую нерасторопность. Вытирая саблю о потник Колькиного коня, подумал Родион с тревогою: «К большому начальству в кровники угодил».

Но никто его корить не стал. Потерей Зубко ничуть не огорчился, обнимал Родиона перед строем, героем называл революции. Однако глаза всегда прятал. А теперь не отвернулся…

Напротив Зубко сидел человек незнакомый, в пенсне, с красивой бородкой клинышком и толстыми губами, сложенными трубочкой, словно он собирался тихонько свистнуть.

— Боровик! — отрекомендовался человек. Губы распались, обнажив синеватые десны. — Рад познакомиться!

Четвертым был телеграфист Юркин. Он кивнул Родиону и вышел за двери.

— Повторяю для вас специально, — Зайцев ткнул в сторону Родиона пальцем. — Получено донесение относительно движения офицерского батальона. Численность не велика: 300–400 человек. Но это офицеры! К тому же в городке много затаившихся контрреволюционных элементов. По нашим данным, неплохо вооруженных. Ситуация, скажу прямо, угрожающая.

Зайцев поглядел на Родиона, при этом одна бровь его поднялась вверх, точно ее кто туда дернул.

— Хочу знать ваше мнение, Родион Николаевич. Будут ли они нас атаковать или обойдут?

Родион прежде сплюнул. Ответил спокойно, глядя на Зайцева:

— Коню понятно — будут. Имя деваться некуда: дорога нынче одна — через Никольск. Зимник плывет, весь в наледях. Реки уже неделю кипят. В тайге — чир.

— Да! Да! — подхватил Зайцев. — Чир — ледяная крыша снега. Я так образно выражаюсь.

Он повеселел от возможности поговорить о чем-нибудь постороннем.

— Извините, что перебил, но позавчера ходили смотреть старые склады. Складывать туда пока нечего, укрепления могут получиться надежные. Полверсты по целику, не более, а едвадошел. Все правильно!

Председатель ревкома потер руки, уже забыв, что прервал Родиона, спросил:

— Теперь о нашей готовности. Какие у вас соображения?!

— Что тут соображать — пулеметы нужны. Куда их поставить, уже сообразил…

— Будешь соображать, когда прикажут! — сурово вмешался в разговор начальник следственной комиссии Зубко. — Это тебе не бандюг по тайге гонять. Офицеры! Разницу не понимаешь?!

— Нынче бил! — Родион понял, откуда может появиться опасность, но виду не подал. — Бил! Получается!

— Все мечтаешь в герои выскочить?! Забыл, как гоняли тебя в Лысой пади? Тоже хорохорился.

— Ты что взъярился?!

— Еще скажу. Пока сиди да слушай. Спросим, коли потребуется!

— Уймите страсти, товарищи! — Зайцев постучал по столу карандашом. — Готовиться надо сообща.

Только окрик его никого не успокоил, и разом вспыхнувшее напряжение застыло в молчании двух сидящих напротив людей, при этом Родион успел отметить — Зайцев тоже нервничает.

Боровик в спор не вмешался, он распахнул свой вялый рот, спросил:

— А на лыжах возможно обойти Никольск?

— Возможно, — ответил Родион, — по Дунькиной щели до Медвежки доскользил, а там с югов уже хребет голый. Ночь прождал и атакуй с уторка. Но есть одно хитрое дело…

Он в упор глянул на председателя следсгвен- ной комиссии, и тот, ничуть не сконфуженный, УХМЫЛЬНУЛСЯ СВОИМ тайным мыслям.

— Кто имя голицы поделает? Нынче среди гаежников умельцы вывелись. Среди их благоро- диев-не заводились. В лоб пойдут!

— Гадаешь, Родион! — пошевелил тяжелыми плечами бывший ветеринар Зубко. — Разведки толковой у тебя нету.

— Ну, паря, ты все, как есть, перепутал. Кто здесь нюхат да смотрит? Ты, голубь сытый! Вот и дай надежную разведку. Мое дело-бой!

— Забываешься, Родион!

Мясистое лицо Зубко стало наливаться кровью. Он остановил взглядом пытавшегося вмешаться Зайцева, но тут открылась дверь кабинета. Вошел высокий, сутулый матрос в дубленом полушубке и, оглядев присутствующих внимательным взглядом, строго спросил:

— Граждане командиры, у вас в городе дурных болезней не водится?

Еще никто ничего не понял, однако завороженный озабоченностью матроса Зайцев поспешил ответить: