Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

«Молодцы» не могли уносить короля, их осталось всего двое. Отбросив носилки, они взгромоздили короля на какую-то лошадь, на счастье подвернувшуюся в сутолоке. И она, напуганная канонадой и криком тысяч глоток, понесла великого завоевателя прочь с этого страшного поля. Он сам понукал её здоровой пяткой.

Шведы дрогнули и вдруг, словно по единой команде, кинулись врассыпную. Никто и ничто уже не могло остановить этого панического бегства. За плечами бегущих неслась русская конница, настигая и разя палашами.

Граф Пипер, увидев это, кинулся к штабу, дабы уничтожить, сжечь бумаги. Однако, вбежав в канцелярию, он понял, что ничего не успеет сделать. За окнами уже виднелись русские драгуны со сверкающими палашами.

«Но ведь я почти безоружный, — подумал Пипер. — Они не должны убить меня».

Но от этого ему спокойнее не стало. Наоборот, мысль о возможной смерти подхлестнула графа. Он выскочил из пустого, брошенного штаба и побежал к Полтаве, придерживая у бедра шпагу. Он бежал быстро, дорога была знакома — совсем недавно с Гилленкроком ездил по ней осматривать апроши. Его подхлёстывал топот копыт и крики, нёсшиеся за ним следом. Граф никогда не думал, что умеет так резво бегать.

Увидев на валу русского солдата с ружьём, Пипер закричал ему и замахал рукой, в которой оказался белый лист бумаги, машинально захваченный графом со штабного стола:

— Эй, солдат... Я сдаюсь плен... Я есть граф... Скорей бери плен.

Отчего-то сдаться в плен измученной Полтаве графу показалось надёжнее, чем поднять руки перед опьяневшими от рубки и крови драгунами.

Генеральная баталия, в сущности, длилась всего два часа — с девяти до одиннадцати. Но сражение на равных было лишь до половины десятого, а после этого шведы начали пятиться и вскоре побежали.

В двенадцатом часу Пётр был уже в лагере у своего шатра и немедленно распорядился о сборе раненых и подсчёте потерь.

Туда к нему стали приводить пленных шведских генералов. Увидев высокого, стройного белокурого пленника, одетого в бархатный кафтан, Пётр вдруг решил, что это и есть король. Он поднялся к нему навстречу, улыбнулся дружелюбно и уж едва не произнёс заготовленную фразу: «Здравствуй, брат мой Карл». Пленника представил светлейший:

— Принц Вюртембергский.

— Здоровы ли, ваше высочество? — пришлось сказать разочарованному Петру ради этикета и, не дождавшись ответа, спросить: — Неужели я не увижу моего брата Карла? Александр Данилович, вели объявить в войсках, что, кто пленит короля или хотя бы принесёт его тело, будет тут же произведён в генералы.

— Зело прытко побежал король, Пётр Алексеевич, догнать невозможно.

— Вот ты и будешь догонять.

— Попробую, но кони зело притомились, государь.

— Дай передых и вдогон, Данилыч. Они, чай, тоже не на чертях скачут.

Наконец Петру принесли разбитые носилки короля, но царь не успокаивался: «Хочу видеть самого».

Принесли и шпагу, в которой он узнал свою, подаренную когда-то Августу Саксонскому.

Перед шатром царя были выстроены шведские генералы, в их числе были Пипер и Реншильд.

Пётр появился перед ними в сопровождении Меншикова сияющий, великодушный.

— Господа генералы, — объявил светлейший. — Прошу сдать ваши шпаги его величеству и представиться.

Граф Пипер выхватил свою и, взяв в обе руки, встал на колени.

— Первый министр граф Пипер.

— Встаньте, граф, — сказал Пётр, — ибо к пленным мы относимся по их достоинству и званию. Светлейший князь, изволь принять шпаги у всех генералов.

Меншиков принял шпагу у смущённого Пипера, подмигнул ему ободряюще. Шагнул к следующему.

— Генерал Шлиппенбах.

— Чаю, знакомы уж, — забирая шпагу, заметил светлейший.

— Генерал Роос.

— Фельдмаршал Реншильд.

Услышав фамилию знаменитого шведского полководца, царь подошёл к нему.

— Как здоровье короля, фельдмаршал? — спросил он. — Вы изволили быть с ним рядом.

— Да, ваше величество, я был рядом с ним до конца. Ядро угодило в его носилки и, кажется, растревожило рану. За четверть часа до окончания баталии король отбыл, поручив мне командование армией.

— Значит, жив он?

— Жив, ваше величество.

— Ну и слава Богу, — искренне обрадовался Пётр. — За столь добрую весть жалую вас, фельдмаршал, русской шпагой, понеже сие есть символ воинского достоинства, коего вас лишать я и в плену не намерен.

На глазах удивлённых шведских генералов царь вручил шпагу их главнокомандующему фельдмаршалу Реншильду.

— Благодарю вас, ваше величество, — растроганно отвечал старый вояка, вполне оценивший великодушие русского царя.

И едва последний полковник вручил шпагу генералу Алларту, который помогал светлейшему в этом деле, как царь громко сказал:

— Господа генералы, вчерашнего числа мой брат король Карл приглашал вас в шатры мои на обед и вы по обещанию ко мне прибыли. Но брат мой Карл ко мне не пожаловал, в чём пароля своего не сдержал. О чём я искренне сожалею. Но раз король не пожелал со мной отобедать, то приглашаю вас, господа, к моему столу откушать что Бог послал.

«Бог послал» длинный стол в шатре, уставленный такими кушаньями, о которых генералы шведские давно забыли, — жареные гуси, куры, пироги, расстегай, икра, калачи. Надо всем этим возвышались зеленоватые горлышки винных бутылок.

Дабы гостям не скучно было, царь велел сесть меж ними своим генералам, усадив фельдмаршала Шереметева промеж Реншильда и Пипера. Велев наполнить вином бокалы, Пётр поднялся, снял шляпу и, обведя всех сияющим взглядом, сказал:

— Господа, за сим столом собрались наконец блестящие учителя — шведские полководцы и их достойные ученики — русские генералы. Предлагаю выпить здоровье наших учителей, научивших нас прекрасному военному искусству побеждать неприятеля.

Так стоя Пётр и осушил свой бокал. Пипер поспешил не отстать и даже поперхнулся.

— Хорошо же вы, ваше величество, отблагодарили своих учителей, — сказал он, откашлявшись.

Царь засмеялся и сам стал наполнять графу бокал.

— Эх, граф, плох тот учитель, коего не превзойдут ученики. А если б здесь сейчас был мой брат Карл... А-а, — махнул он рукой. — Пейте, граф, и радуйтесь жизни.

— Мы с графом, — вдруг заговорил Реншильд, сразу опьяневший на голодный желудок, — не однажды предлагали королю заключить мир с Россией.

— Да, да, да, — оживлённо подтвердил Пипер. — Но он всякий раз отвергал разговоры о мире.

— Эх, господа, — вздохнул Пётр. — А ведь для меня мир превыше любой виктории. И ныне, победив ваше войско, я мечтаю не о мести, но лишь о мире. Дайте России мир на десять — двадцать лет, и она станет величайшей державой.

— Оттого, видно, и не дают, — заметил Пипер.