Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

— Дорогой брат, я ныне лицо частное и не имею никаких полномочий. Для того у меня есть великие послы, обо всём этом надо с ними договариваться. Даже если мы о чём-то договоримся и напишем договор, я не имею права его подписывать.

— Но почему, герр Питер?

— Именно потому, что здесь я всего лишь герр Питер. Или командор, или бомбардир, если угодно. Согласись, бомбардира к государственным бумагам и близко подпускать нельзя. Его дело из пушек палить. Верно?

Пётр засмеялся, довольный, что ловко ушёл от делового разговора. Однако Фридрих был не так прост. Шутливо пригрозив собеседнику пальцем, он сказал с ухмылкой:

— Ох, герр Питер, герр Питер, а не смотрят ли те послы в рот бомбардиру?

— Кстати, дорогой Фридрих, я наслышан о великом искусстве твоих пушкарей.

— Да, — согласился курфюрст, поддавшись на нехитрый комплимент. — Есть очень хорошие артиллеристы.

— Рекомендуй меня в ученики самому искусному из них. А? Пожалуйста.

— В ученики? Тебя?

— Меня. А что?

— Но царское ли сие дело?

— Фридрих, мы же договорились, что здесь нет царя. Нет. Я же просил беречь моё инкогнито.

— О-о, Питер, прости, я не хотел тебя обидеть. Я вызову сюда главного инженера прусских крепостей Штейтнера фон Штернфельда. Этот не только великолепно стреляет, но и знает досконально устройство всех пушек и мортир. И даже их изготовление.

— Вот за это спасибо, брат. Только опять же очень прошу тебя представить меня ему просто Петром Михайловым. Хорошо?

— Ладно, ладно, Пётр Михайлов, будет тебе учитель.

— И ещё, ты здесь, в Бранденбурге и Пруссии, первое лицо, пожалуйста, не отдавай мне визита.

— Почему?

— Всё потому же, чтоб не привлекать внимание людей к моей персоне.

— Хм. Странный ты человек, Питер. Но что делать, ты мой гость, и я постараюсь, чтоб здесь тебе было хорошо.

Подполковник фон Штернфельд оказался сухощавым, стройным мужчиной где-то под сорок лет, ростом чуть ниже Петра, с ухоженными усами и бородкой клинышком. Очень серьёзен и деловит. Первый вопрос, который он задал ученику, был краток:

— Вы, сударь, стреляли ранее?

— Да, герр подполковник.

— Стало быть, вы знакомы с пушками?

— Да.

— В таком случае, герр Михайлов, прошу вас всё забыть, что вы знали о них.

— Почему, герр подполковник?

— Потому что в ваших знаниях не было системы, научного подхода. Ведь так?

— Так, — легко согласился Пётр, почувствовав в лице этого «сухаря» настоящего учителя.

— После окончания курса, герр Михайлов, я должен буду вас аттестовать и не хочу, чтоб из моих рук явился свету посредственный стрелок. Это стало бы позором для моих седин.

— Я не опозорю вас, герр подполковник, — вполне искренне сказал Пётр и, чтоб окончательно успокоить учителя, добавил: — Будем считать, что я всё забыл, что знал ранее.

— В таком случае начнём с чистого листа, — молвил фон Штернфельд и, сделав краткую паузу, дабы отделить пустословие от дела, начал: — Выстрелы военная наука подразделяет на три категории — прицельный, навесной, перекидной. Выстрел прицельный применяется по открытым целям, как-то: по судну, по скоплению людей, конницы и, наконец, по пушкам противника. При прицельном выстреле траектория должна иметь меньшую кривизну, при которой снаряд ударил бы в цель. Отчего же зависит кривизна траектории? — спросил подполковник и сам же начал отвечать чётко, без запинки: — Кривизна траектории снаряда зависит от скорости вылета снаряда из орудия и от угла возвышения, образуемого осью канала пушки с горизонтом. А скорость вылета снаряда зависит от величины заряда. Чем весомее заряд, тем выше скорость полёта снаряда, тем точнее стрельба. Но, повышая вес снаряда, мы должны помнить о прочности орудия. Да, да, сударь. Мы можем так увеличить заряд, что вместо противника можем сами взлететь на воздух. — В углах губ «сухаря» явилось какое-то подобие улыбки, скорее презрительная усмешка к незадачливому стрелку. — Что, увы, ещё нередко случается с горе-бомбардирами, стреляющими на авось, без точного расчёта.

«Уж не по моему ли адресу прокатывается, — подумал Пётр. — Неужели Фридрих представил меня ему бомбардиром? Впрочем, как бы ни было, «сухарь» прав».

— Как правило, это является для бомбардира его последним выстрелом в жизни, — заключил Штернфельд.

«Значит, не обо мне. Я-то, слава Богу, ещё жив».

И чем дальше говорил подполковник, тем больше он нравился ученику, уважавшему людей любой профессии, знающих и любящих своё дело.

Учёба началась.

Ещё до приезда Великого посольства фон Штернфельд перешёл со своим учеником к практическим занятиям, к стрельбе на полигоне. И хотя долговязый ученик проявлял удивительные способности, порою поражая цель с первого выстрела, подполковник не был щедр на похвалы.

— Вполне достаточно, — говорил он, и это была его высшая оценка.

Промах отмечался кратким и выразительным восклицанием:

— Фуй!

Меншиков, толкавшийся здесь же, представленный подполковнику как денщик Михайлова, после окончания занятий возмущался:

— И чего он фуйкался, ты вполне прилично стрелял.

— Он прав, Алексашка. И я добьюсь, что ни одного «фуя» от него не услышу.

Однако когда перешли к стрельбам с качели, имитировавшим огонь с корабля, качающегося на волнах, «фуи» посыпались как из рога изобилия.

— Герр Михайлов, вы не учитываете время горения пороха в запальной трубке, — палил подполковник ровным бесстрастным голосом. — Когда вы подносите фитиль?

— Как только цель появится в прицеле.

— А надо с опережением. Запомните, если вы не попадаете в корабль противника, он попадает в вас. Вы этого хотите?

— Нет, что вы, герр подполковник.

— Тогда продолжим. Заряжайте.

Пётр вновь заряжал пушку, установленную на качели. Фон Штернфельд командовал:

— Волнение три балла.

Эта команда была для денщика, и Меншиков начинал раскачивать качелю до команды: «Достаточно». Затем следовала команда: «Огонь!» Грохотал выстрел. Щит, изображавший противника, был невредим. И звучало брезгливо-сакраментальное:

— Фуй!

Пётр злился и начинал снова заряжать пушку. А когда подполковник сказал: «На сегодня хватит», — он решительно заявил:

— Нет, герр фон Штернфельд, я настаиваю на продолжении. Это не дело — «фуй» да «фуй».

Фон Штернфельд позволил себе даже улыбнуться, услышав столь решительный отказ ученика. И великодушно согласился, скомандовав:

— Волнение пять баллов.

Было ясно, что он хочет закончить занятия, доказав ученику на сегодняшний день его несостоятельность в стрельбе с «корабля». Меншиков раскачал качелю до пяти баллов, и когда после команды «Огонь» грянул выстрел, вдали от щита брызнули щепки.

— Ур-ра-а-а! — подпрыгнув от восторга, закричал Алексашка, радуясь, так словно это он попал в цель.