Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

— Так ты ему всё и пишешь?

— Всё, господин бомбардир, надо ж науку отрабатывать.

— Какую науку?

— Но вы ж сами велели ему меня грамоте учить. Он и выучил. А сюда приехали, сказал: отрабатывай. Я и стараюсь.

Пётр крякнул, спустился с крыльца, сел на верхнюю ступеньку, сказал ласково:

— Сядь-ка, дружок, вот около.

Курман думал, что ослышался, но бомбардир повторил:

— Садись, садись, не съем.

Курман подошёл осторожно, опустился рядом, стараясь не коснуться бомбардира, но тот неожиданно обхватил его за плечи, похлопал дружески.

— Эх, милый Курман, кабы твой бездельник твою голову и сердце имел, — молвил с теплотой, мало ему свойственной. — Как твоя фамилия?

— Курман.

— Это имя, а фамилия как?

— Не знаю, господин бомбардир, сколь помню себя, всегда только Курманом был.

— Тогда решим так, — сказал Пётр. — Будет у тебя фамилия Курманов. Понял?

— Понял, господин бомбардир.

— Имя Курман, фамилия Курманов. А как отца звали? Чтоб уж и отчество было?

— Не помню, господин бомбардир, — молвил виновато татарчонок. — Я не знал его.

— А ладно, — махнул трубкой бомбардир. — Бери моё. От сего дня спросят, отвечай Курман Петрович Курманов. И отныне ты не слуга балбесу Золотарёву Ваське, а полноправный ученик по морскому делу. Передай так и Плещееву, мол, бомбардир велел. Ступай, сынок.

Курман вскочил и уж сделал несколько шагов, Пётр окликнул:

— И ещё. Курманов, ежели кончишь курс на отлично, вернёшься в Россию лейтенантом флота. Это я тебе обещаю.

— Спасибо, господин бомбардир.

— И тебе тоже, друг. Порадовал ты меня. Хоть ты порадовал.

Наконец 9 сентября был заложен фрегат длиной по килю в сто футов. Стапель [45] Стапель — наклонный помост для спуска судов на воду. для него установили вдоль берега, что привычнее для русских, спускавших ранее в Воронеже свои корабли. Все детали киля, вытесанные из дуба, были хорошо сплочены, пригнаны, и мастер Поль был доволен. Ещё бы, отводили на подготовку месяц, а волонтёры управились за три недели. В этот же день удалось установить и два носовых шпангоута, заранее заготовленных. Однако при установке шпангоута Аргилович оступился и вывихнул ступню, и поэтому до дома волонтёрам пришлось тащить его на себе. Пётр сам исследовал больную ногу имеретинского царевича, велел лежать и тут же отправился к Витзену.

— Есть ли у вас добрый лекарь-костоправ?

— А что случилось, Пётр Алексеевич?

— Да один мой товарищ ногу подвернул.

— Есть у нас знаменитый врач, профессор анатомии Рюйш.

Пётр сам доставил пострадавшего к профессору, и когда тот, осмотрев ногу, взяв по-особому ступню и дёрнув так, что Аргилович вскрикнул, поставил сустав на место, Пётр тут же спросил:

— Господин профессор, объясните, как вы это сделали?

— Всё очень просто, молодой человек, кость выскочила со своего места, я её вернул туда, где ей положено быть.

— Но мне хочется знать, как это делается? — не отставал Пётр.

— Я могу вам это показать только на скелете, молодой человек, — отвечал Рюйш, надеясь, что таким ответом вполне удовлетворил любопытство. Кого угодно, но только не господина бомбардира.

— Значит, у вас есть скелет? — не отставал он.

— Есть.

— Вот и покажите, пожалуйста. Очень прошу вас.

— В таком случае пройдёмте в анатомический кабинет, молодой человек.

В анатомическом кабинете Пётр опешил — столь много удивительного было расставлено здесь по полкам, а у профессорского стола во весь рост стоял человеческий скелет.

— Ба-а, — воскликнул бомбардир в удивлении, — да у вас тут такие диковины!

— Это не диковины, молодой человек, — усмехнулся Рюйш. — Это препараты и пособия, изготовленные мной для демонстрации студентам во время лекций.

— Так вы читаете лекции, господин профессор?

— Да. По анатомии человека.

— Я смог бы на них побывать?

— А почему бы и нет?

— В таком случае я буду вашим слушателем, господин Рюйш.

— Завтра я веду студентов в госпиталь на практику. Приходите.

— Я обязательно буду у вас.

— А теперь смотрите сюда.

Профессор Рюйш подвёл Петра к скелету и подробно объяснил на костях ступни его, как происходит вывих и как надо сделать, чтоб вернуть кость на место. Пётр не удовлетворился объяснением, а, склонившись над ступней, несколько раз сделал скелету «вывих» и вправление кости на место.

— Только учтите, молодой человек, для пострадавшего эта операция очень болезненна. Поэтому вы должны это делать как можно быстрее, лучше мгновенно.

Увлечённые люди, а к таким именно и принадлежал Рюйш, очень ценят внимание и интерес других к их увлечению и стараются как можно больше и подробнее рассказать о любимом предмете. О лучшем слушателе, чем этот долговязый русский, и мечтать не надо было.

— А как вы изготовили скелет?

— Городские власти разрешили мне взять труп казнённого преступника, — начал Рюйш рассказывать об изготовлении этого учебного пособия в подробностях, объясняя, как вываривался скелет, как скреплялся, чем окрашивался.

После рассказа профессора Пётр шлёпнул скелет по черепу, молвил удовлетворённо:

— Служил дьяволу, а ныне — науке. Скажи спасибо, злодей.

— Вы совершенно правы, господин...

— Михайлов, — подсказал бомбардир.

— Господин Михайлов, благодарю вас за внимание, и если...

— Нет, нет. Ещё не всё, — сказал Пётр, почувствовав, что Рюйш собирается закончить беседу. — Пожалуйста, ознакомьте меня со всем, что есть у вас на этих полках.

— Но, господин Михайлов, для этого потребуется не один час. И потом, меня ждут.

— Хорошо, вы не возражаете, если я к вам ещё наведаюсь?

— Разумеется, нет.

— Тогда покажите мне ваш последний экспонат, который вы недавно изготовили и который на ваш взгляд наиболее удачен.

— Пожалуйста, — не задумываясь, сказал Рюйш. — Я недавно забальзамировал умершего младенца.

— Где он? — встрепенулся бомбардир.

— Пройдёмте в тот угол.

Пётр увидел там стеклянный ящик, в котором лежал обнажённый ребёнок.

— Да он как живой, — прошептал бомбардир восторженно, — и даже улыбается.

— Ну улыбку эту, разумеется, я сделал специально, дабы студенты не расстраивались.

— Расскажите, как вы бальзамировали его, профессор?

— Зачем вам это, господин Михайлов?

— Мне надо знать, господин профессор. Пожалуйста.

И Рюйш стал подробно объяснять секреты бальзамирования, впрочем ничего не скрывая от господина Михайлова, в котором вдруг почувствовал родственную душу. Но едва кончил рассказ, как «родственная душа» вдруг попросила: