Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

— Днями отходит корабль к устью Эльбы, попрошу, чтоб взяли их матросами. Надеюсь, за плавание научатся чему-то.

— Я тоже надеюсь. И чтоб каждый потом представил мне свидетельство, подписанное капитаном, о ваших успехах. Запомните, лодырю капитан никакого свидетельства не даст. Так что трудитесь, ребята, а за мной добрая служба не пропадёт. Ступайте.

После ухода волонтёров Пётр опустился на стул, сказал с горечью:

— Вот так, Франц, я их за уши к свету тяну, а они раком назад пятятся. До каких же пор? Когда сами учиться запросятся?

— А уж есть и такие, герр Питер. Есть.

— Кто же это?

— А наш посольский подьячий Михайло Ларионов вот тебе челобитную написал. — Лефорт стал рыться в бумагах, лежавших на столе.

— О чём?

— Просит средства выделить на обучение латинскому языку сына его Петра.

— А где этот Пётр?

— Он при нашем же посольстве младшим подьячим. Очень старательный малый.

— Так надо выделить, о чём речь.

— Вот его челобитная, Питер, изволь сам начертать на ней свой приказ.

Пётр взял челобитную, быстро прочёл её, похвалил:

— О-о, молодец Михайло, уже и учителя сыну приискал, пастора какого-то.

— Илью Косиевского.

— Молодец, молодец. — И, взяв перо, написал прямо на челобитной: «Ученье Петра Ларионова оплатить, на покупку латынских книг выделить 15 золотых. Пётр ».

— Ну вот, — молвил Лефорт, прочтя царскую резолюцию. — А ты говоришь, всех надо за уши тянуть.

— Вот, Франц, подьячий сообразил, что сыну учиться надо. А эти, почитай, все князья, компас одолели — и уже доки. Спасибо, Франц, что малую радость учинил.

— Чем, Питер?

— Как чем? Этой челобитной.

Так и пошло. С утра Пётр с мастером Полем определяли, что нужно сделать за этот день — что вытесать? где выдолбить? где зарезать? что сплотить? куда вбить? Расставляли волонтёров, и начиналась работа. Причём Пётр старался сделать так, чтоб каждый поработал и топором, и пилой, и долотом. Поскольку самого Петра помимо верфи ждали и другие дела, он старался не терять ни минуты, делая редкие и короткие передышки. От него ни в чём не отставал Меншиков, тоже отлично владевший всеми плотницкими инструментами. И когда Петра отвлекали для других дел, именно Меншиков оставался за него, и работа нисколько не замедлялась, а, казалось, ускорялась ещё более.

— Давайте-ка, братцы, порадуем бомбардира, — говорил Алексашка волонтёрам, и все понимали, что это значило. Надо как можно больше сделать до возвращения Петра, чтоб, воротившись, он мог воскликнуть:

— Ого, славно работнули, друга.

Для Меншикова это было лучшей наградой — порадовать «мин херца».

К вечеру все уматывались так, что, поужинав в харчевне, едва добравшись до квартиры — домика канатного мастера, — валились и засыпали почти мгновенно.

А Пётр, как правило, в это время садился разбирать почту, приходившую из России, Вены, Берлина и из Польши. И почти на каждое письмо старался ответить. Ложился он уже далеко за полночь. Для восстановления сил ему хватало четырёх-пяти часов сна.

И когда в последний день августа на верфи появился Витзен и сообщил Петру, что назавтра они отправляются в Утрехт на встречу с королём, он не проявил особой радости, хотя ещё в Москве мечтал увидеться с Вильгельмом Оранским.

Ведь именно его победе над французским флотом в 1692 году Пётр салютовал из пушек на Переяславском озере, где строил тогда свой первый флот.

— Ну что ж, с королём так с королём, — сказал Пётр, всаживая топор в бревно.

— Чем-то недоволен, Пётр Алексеевич?

— Закладка затягивается, — вздохнул Пётр. — Вот уж две недели потеряли.

— Ничего себе «потеряли», — сказал подошедший Поль, — наворочали столько, что другим в месяц не управиться.

— Значит, неплохо трудятся наши гости? — спросил Витзен.

— Куда уж лучше.

— А когда действительно заложите корабль?

— Я думаю, через неделю. И если так же будут трудиться, я не удивлюсь, если в декабре спустят на воду готовое судно.

— Там поглядим, — сказал Пётр с оттенком упрямого несогласия.

Однако когда на следующий день Пётр и бургомистр ехали на свидание с королём, он был оживлён и всю дорогу выпытывал у Витзена, как осуществляется управление таким большим городом, как Амстердам. Бургомистр, насколько мог, удовлетворял это любопытство.

Перед выездом Пётр побрился, скинул рабочую одежду, пропахшую потом и смолой, надел новый камзол, купленный ему накануне Лефортом, белые чулки и новые блестящие туфли с серебряными пряжками.

— Мин херц, ты — картинка, — молвил удовлетворённо Меншиков, осматривая Петра в этом наряде.

— Ты лучше проследи, чтобы лапы зарубали с припуском небольшим, чтобы при стыковке не хлюпали, а входили плотно.

— Не беспокойся, мин херц, сделаем впритирку.

— Если припуск будет большой, расколете лапу.

— Да ладно, бомбардир, а то я не знаю. Далась тебе та лапа. Лепш о короле думай.

И хотя Пётр просил, чтобы встреча с королём была неофициальной, частной, всё равно камергер и церемониймейстер Вильгельма настояли на соблюдении некоего придворного этикета и протокола: «Вы должны дойти до середины залы и там встретиться с его величеством, поклониться учтиво, и если он подаст вам руку...»

Все эти наставления Пётр тут же отмёл, едва увидел короля, вступившего в залу с другой стороны. Пётр, зашагав широченными шагами, промчался через всю залу, мигом преодолев не только свой путь, отмеренный ему протоколом, но и королевский участок.

— О-о, ваше величество, как я рад! — искренне воскликнул Пётр, обнимая Вильгельма.

Ошарашенный такой бесцеремонностью, но не теряя самообладания, король молвил негромко, увы, тоже нарушив этикет:

— Я тоже, мой друг.

Церемониймейстер едва не упал в обморок. Однако король, сбитый с толку этим русским верзилой, и дальше продолжал не по-королевски. Взяв Петра под руку, повернул назад, шепнув:

— Идёмте ко мне, мой друг.

И они ушли едва не в обнимку. В зале все остались в некоем онемении от случившегося. Только Витзен, плотно сжав губы, беззвучно смеялся, и смех его выдавал лишь трясущийся живот да лучившиеся весельем глаза.

Вильгельм, предупреждённый Витзеном о том, что царь подчёркнуто настаивал на неофициальной встрече, называл Петра просто «мой друг», и именно это обращение более всего импонировало бомбардиру.

И когда они уселись в королевском кабинете на диван, Вильгельм, как хозяин, первым спросил гостя:

— Как вы нашли Голландию, мой друг?

— О-о, ваше величество, страна ваша прекрасна! — вполне искренне воскликнул Пётр. — А флот! А море! Ведь у меня моря-то почти нет. А у вас, ваше величество, такое раздолье.

— Да, чего-чего, а воды нам хватает, — улыбнулся король. — Иной раз хотелось бы поменьше этого раздолья.