Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

На левобережье торговля особая: там продают и покупают невольников, и земля вдосталь окроплена слезами.

В Итиле селились купцы из многих стран. Те, кто с Востока, закупали рабов, пеньку, лен, меха, мёд, воск и многое другое, а славяне и скандинавы спрашивали оружие и золотые украшения, сукно и бархат, парчу и шёлк, пряности и благовония. Расчёт шёл на деньги и на золото. Базар гудел тысячами голосов, разноязыкий, разноплеменный.

Сами хазары — племя многочисленное и торговое. Они живут от Хорезма до Херсонеса и получают дань со многих народов. У них большое войско наёмников-арсиев. Часть хазар ведёт оседлый образ жизни, иные кочуют. Они ставят свои вежи в степях Причерноморья и иногда сталкиваются с печенегами, но чаще совершают походы в земли славян, заставляя их платить дань каганату.

Хазары — иудеи, но это не мешает им быть веротерпимыми. Иудейские синагоги соседствуют с языческими капищами, мечети мусульман — с греческими церквами. В Итиле и в портах Причерноморья хазарские счётчики [77] Счётчик — лицо, производящее подсчёт кого- или чего-либо. взимают пошлину со всех товаров, которые провозят через Хазарский каганат. Хазарские гости плавают в Херсонес и Константинополь, в Киев и Новгород, добираются до Скирингсааля и бороздят Хвалынское море, достигая стран Востока.

Уже в девятом веке Хазарское царство добилось такого величия, что о нём знали во всей поднебесной — от моря Хвалынского и до Русского, от гор Кавказских и до среднего течения Итиля.

Всем известно, каган — наместник Бога на земле, и вся жизнь в каганате в руках хаканбека. Ему подчиняются все — от сановников и народа до воинов-арсиев.

Арсии держали в повиновении народ, они приводили к покорности данников. Когда стало известно, что в Киеве сел князем Олег, заставлявший славян покориться его власти, хаканбек разъярился. Его узкие рысьи глазки налились гневом. Он был убеждён, что все, кто живёт по левую сторону Днепра, должны платить дань каганату. Первый министр вызвал темника [78] Темник — военачальник большого войска. Аюба, спросил вкрадчиво:

— Твои воины кочуют в землях язычников, не так ли, Аюб?

— Да, мудрый хаканбек. Мы ставим свои вежи среди радимичей, вятичей, северян и других народов.

— Это хорошо, Аюб. Тогда скажи, уж не породнились ли твои арсии с язычниками? Или они взяли себе в жёны славянок?

Темник поднял брови:

— Нет, мудрый хаканбек.

— Так-так, Аюб. Но тогда почему старейшины славян ездили в Киев к князю Олегу и не стали платить дань каганату? Может, с твоего согласия, темник?

— Мудрый хаканбек, разве я не служу верой и правдой каганату?

— В таком случае не настала ли пора твоим арсиям обнажить мечи?

— Ты говоришь истину, хаканбек. Мы напоим наших коней в Днепре и заставим князя Олега отказаться ходить в земли к нашим данникам.

— Ты так и поступишь, Аюб. Ты привезёшь в каганат много золота и мехов, а мне — молодую красавицу из племени северян.

Могущественному Хазарскому каганату повиновались многие народы. Платили ему дань и те славянские племена, которые жили по левую сторону Днепра.

Подчинившиеся силе суличи, северяне, вятичи, узнав, однако, что князь Олег собирает Русь, проявили непокорность хазарским сборщикам дани, и теперь Аюб отправился покарать славян.

Отклоняясь от степи вглубь лесов, отряды Аюба держались настороженно. Темник, как и его тысячники, и все его воины, любил степь и боялся лесов, где за деревьями-великанами, в глухих кустарниках могли поджидать славянские лучники или ловко установленные самострелы.

Всякое преследование врага кончалось неудачей, славяне легко укрывались в таких местах, куда не то что конному — пешему с трудом пробраться. А в тех погостах, куда Аюб вступал, было пусто. Темник злился, грозил славянским старейшинам и ждал, когда их князья явятся с повинной.

Созвав на совет тысячников, темник спросил их:

— Что скажете вы мне, мои достойные тысячники? Вот уже месяц мы гоняемся за русичами, но они уходят от нас...

Молчали тысячники, и тогда темник сам ответил на свой вопрос:

— Я поведу вас к Днепру, и там мы посмотрим, что нам делать дальше.

И арсии повернули на запад, вслед уходящему солнцу...

Походную юрту Аюба поставили на холме, отсюда вдали виден Днепр и далеко окрест степи, перелески, леса. Просторная войлочная юрта зимой не пропускала холод, летом жару. На холме её обдували ветры, несли прохладу.

Маленький, круглый как шар, с ногами колесом, темник сидел на кошме, сложив руки на груди. Его бритое лицо напоминало полную луну. Аюб выпил остуженный в роднике кумыс и теперь сопел, думая. Мысли у него бродили, подобно молодому напитку в бурдюке. Три тысячи сабель, три тысячи конных арсиев у Аюба. Его арсии стремительны, как стрелы, пущенные из лука, и храбры, как барсы. С ними Аюб не знал поражений. Он водил их в солнечные степи Заитилья и отражал наседавших с востока кочевников, его арсии вызывали страх у многих народов. Аюб отдаёт должное русичам и уграм, они сопротивляются как львы. Аюб нападал внезапно и требовал от своих тысячников подкрадываться к противнику, как он, и нападать так же неожиданно. Может, оттого Аюб и сравнивает своих арсиев с барсами?

Вот и два дня назад, выходя к Днепру, они вступили на лесную тропу, которая привела хазар к суличскому городку. Арсиям удалось бесшумно снять суличскую засаду, а затем, стремительно преодолев ров и сбив ворота, ворваться в городок. Хазары не пощадили никого, а тысячнику Ниясу, предложившему угнать женщин и подростков в Итиль на невольничий рынок, Аюб сказал с издёвкой:

— Разве ты, тысячник, уже покорил суличей и теперь возвращаешься домой?

Аюб — подданный каганата. Он служит кагану, а поскольку каган — божество, Аюб никогда его не видел и во всём подчиняется хаканбеку. Аюб не любит хаканбека и считает его бабой. Старой бабой, которая знает лишь собирать в степи топливо. Хаканбек давно уже забыл, с какой стороны вскакивают в седло. Он ждёт от Аюба золота и мехов, и темник исполнит его повеление, но зачем ему молодая красавица из Руси? Разве что любоваться её красотой, как любуется удалец статной, ещё не объезженной кобылицей. Но кто будет её объезжать, когда хаканбек давно уже забыл, для чего существует женщина...

Аюб вспомнил родное кочевье у гор, что от Итиля на восток, табун, который пас он в юности, волчью стаю, погнавшую табун к обрыву. Тогда много лошадей погибло, а Аюб, испугавшись наказания, бежал к хазарам и сделался арсием. С годами он стал десятником, сотником, тысячником, темником...

Аюб не гнался за богатством: зачем оно ему, если у всех есть конец жизни! Он беден, как и тогда, когда нанимался служить кагану. Но у него, как считает Аюб, есть самое большое богатство — власть над людьми. Тысячи арсиев беспрекословно исполняют его волю. По взмаху руки темника они идут на смерть, и в этом для Аюба самое большое счастье.