Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

Олег поправил застёжку плаща и, тяжело ступая, направился в княжьи хоромы.

Зима в тот год выдалась суровая, снежная, с метелями и заносами. Морозы заковали Днепр, соединив оба берега прочным ледяным мостом. Под снегом лежали поля, городки и деревни, и сизые дымы над избами гигантскими столбами подпирали небо.

Сытые кони по брюхо в снегу тащили княжьи сани из Киева в Предславино. Понукая лошадей, ездовой следил за дорогой, разговаривал сам с собой:

— Вишь, насыпало. И где он там, на небесах, держался? К урожаю.

Князя сопровождал Ивашка с гриднями. С десяток дружинников держались за санями, помалкивали, не хотели и рта на морозе открывать. Под Ивашкой конь шёл спокойно, и он, ослабив повод, предался воспоминаниям.

Ещё до холодов побывала в Киеве новгородская расшива с товарами, и отец Ивашки, Доброгост, передал поклон, а ещё уведомил, что здоров и хотел бы повидать сына с невесткой. Спрашивал Доброгост, скоро ли Зорька порадует его внуком, на что Ивашка, с улыбкой обняв жену, сказал:

— Вишь, чего старый хочет, так что уж ты постарайся.

Припомнился Ивашке отец, и потеплело на душе. Представил, как в морозы Доброгост выводит лошадей на водопой, потом поит скотину, а затем, раздевшись до рубахи, с придыхом колет дрова... Мечтал Ивашка когда-нибудь побывать с Зорькой в Новгороде, порадовать старика. Представлял, как откроет калитку и впустит во двор жену с сыном на руках, а им навстречу Доброгост торопится...

А Олег глаза прикрыл — слепило яркое солнце — и, откинувшись на спинку саней, о своём думал. В Предславине не бывал с начала зимы, нынче решил с неделю здесь пожить. Захотелось покоя, а в Киеве повседневные встречи с боярами, гомон в гриднице, шумный двор. В Предславине же, кроме Игоря и Ольги, никого. Он, Олег, будет вставать рано, растираться снегом, трапезовать втроём, а потом княгиня Ольга станет читать ему из жизнеописания Плутарха или из истории Геродота...

В прошлый приезд у Олега с Игорем случился такой разговор. Завёл речь Игорь. Он спросил, чем привлекла Рюрика славянская земля, и Олег поведал ему, как викинги появились в Новгороде, отчего не вернулись сразу к себе в Скандинавию и как Рюрика завлекла Гардарика, богатая страна...

— Конунг, — сказал Игорь, — ты был другом моего отца, и он повсюду, отправляясь в походы, брал тебя с собой. Не так ли? Ты же собираешься на Царьград, а меня намерился оставить в Киеве. Отчего?

Олег ответил не сразу, прошёлся по палате, постоял у оконца, словно любуясь италийскими цветными стекольцами. Наконец заговорил:

— Правда твоя, Рюрик был для меня больше чем товарищ, он заменил мне старшего брата. Рюрик учил меня держать в руке весло и меч и не бояться врагов. Его драккар наводил ужас на все побережья. Умирая, Рюрик завещал мне посадить тебя на княжение, и я обещал ему не токмо исполнить его волю, но и укрепить род Рюриковичей на Руси. Не варяжской — славянской крови. Начало тому положено, ты примешь великое киевское княжение, жена у тебя корня славянского, умна, красива. Когда у князя киевского Игоря пойдут сыновья, будет продолжение и роду Рюриковичей, а Киев не токмо всем городам город, он всем народам славянским вместо матери. Помни о том, Игорь, Русь единая встанет, и быть ей единой во веки веков, какие бы бури над ней ни шумели, какие бы ураганы ни проносились. Теперь подумай, как же нам вдвоём Киев оставить, когда у него ещё врагов предостаточно?

Олег подошёл к Ольге, положил руку ей на плечо:

— Не дай зачахнуть роду Рюриковичей, на тебя надежда, княгинюшка...

Мысли нарушил голос ездового:

— Предславино!

Открыл Олег глаза — вдали завиднелись стены малого острога, крыши хором и изб в снеговых шапках. Великий князь киевский улыбнулся, довольный, приободрился.

Евсей успел попасть в Константинополь до морских бурь. Плыл купец, радуясь и огорчаясь. Радовался, что снова будет с Зоей, огорчался, чувствуя себя изгоем. Ведь не на год и не на два, а может, на всю жизнь Русь покидает.

Князь Олег правду сказывал: за веру и любовь не карают. А вот его, Евсея, волхвы наказали карой страшной — с родной земли изгнали, дом разорили, и только за то, что он от Перуна отстранился, веру Христову принял. Но ведь не все славяне — язычники, болгары давно христиане...

Ладья успела проскользнуть в бухту до того, как её перекрыли цепью. Бортом коснувшись причала, бросила якорь. По зыбким мосткам ладейники выволокли на пристань тюки и, не дожидаясь Евсея, шумной толпой отправились на подворье Святого Мамонта, которого русичи именовали Святой Мамой...

Купец брёл в гору, а за ним плёлся караван осликов с грузом. На русской улице, попав на подворье Святого Мамонта, Евсей остановился, открыл дверь. Здесь он проживал всегда, приплывая в Константинополь. Пахнуло затхлостью. Погонщики сгрузили тюки, получили расчёт, ушли. Евсей зажёг жировую плошку. Её тусклый огонёк осветил голые стены с сырыми потёками, лавку, покрытую старым войлоком, столик и плетённое из лозы кресло.

Было прохладно, и Евсей не раздеваясь улёгся на лавку, и так ему сделалось тоскливо и жаль себя, хоть плачь. Там, в Киеве, он сейчас попарился бы в баньке, поел горячих щей, закусил ломтём пирога и запил всё холодным квасом...

Спал не спал Евсей, так, прокоротал ночь, ворочаясь с боку на бок, а как рассвело и открыли городские ворота, он запер дверь на хитрый замок и отправился к Зое.

Ночами Анна молилась. Молилась истово. Теплилась зажжённая свеча перед маленькой иконкой Христа Спасителя, и губы гречанки шептали слова молитвы. Не себе просила она защиты, а чтобы защитил Господь её народ от язычников-русов, которые собрались походом на Константинополь.

— Господи Всевышний, — выговаривала Анна, — не доведи до беды, убереги люди твоя от напасти.

Ещё до смерти Лады она слышала о том, что Русь собирается войной на империю, но надеялась — такое не случится. Теперь это уже точно, Олег говорил княгине Ольге, что, верно, будущим летом, но не позже чем через год он поведёт русов на ромеев.

И Анне виделось, как язычники, захватив Константинополь, разоряют его, угоняют ромеев в рабство. Она сама испытала горькую долю рабыни. А ещё Анна боялась, что, возвращаясь из Царьграда, русы повернут на Херсонес. Их кони вытопчут виноградники Таврии, а гридни начнут крушить мраморные колонны и осквернять храмы — делать всё, на что способны язычники, ублажая своего бога Перуна.

И такое случится, если базилевс и катапан не будут знать о намерениях русов. Но как упредить их? С кем донести эту весть? Разве с каким-нибудь торговым гостем из Византии, а эти гости появятся в Киеве только потеплу.

Однажды Ольга заметила Анне:

— У тебя мягкие благовония.

— Моя прежняя госпожа покупала их у греческих гостей, а они привозят их с Востока.