Андрей Серба - Заставлю вспомнить Русь...

Однако всему наступает конец, наступил он и миру с Византией — империя нарушила заключённые с Русью договоры о торговле и дружбе. Именно так объявляла она войны тем, на чьи земли не могла двинуть легионы либо к чьим берегам направить свой флот. Так поступила она во времена Аскольда и Дира: уничтожив в Царьграде русских купцов и захватив их товары, показала этим пренебрежение к Руси и увидела однажды в отместку за это у стен своего стольного града 200 русских ладей с воинами. Тем же способом действовала она и в отношении Болгарии, отменив в 894 году дарованные прежде её купцам льготы и обязав их вести торг лишь в Фессалонике с уплатой пошлины, что послужило причиной первой войны Симеона с Византией. И вот теперь Новый Рим, не желая признавать Русь равной себе державой, разрывает договоры. Но империя просчиталась — Русь, которую она мнит после поражения на Итиль-реке выбитой из седла, явит ей свою истинную силу и докажет, что внуки Перуна так же храбры и отважны, как их деды и отцы, а её великий князь под стать князьям Аскольду, Диру, Олегу...

Извилистая, едва приметная среди деревьев и кустов тропа оборвалась у громадного валуна, вплотную приткнувшегося к гладкой, отвесно уходившей вверх скале. Её подножие настолько густо заросло кустарником и травой, что сплошная зелёная стена казалась непроходимой. Однако так мог думать только человек, попавший сюда впервые. Старый же волхв, поджидавший их, спокойно отвёл в сторону несколько ветвей и шагнул в открывшуюся между валуном и скалой узкую расщелину. И тотчас тьма поглотила его.

Взяв из рук идущего за ним дружинника факел, Микула поднял его над головой великого князя. Яркий свет вырвал из темноты узкий проход, в котором только что исчез волхв, и зиявшую в скале за валуном чёрную дыру. Волхв уже стоял рядом с ней. Опершись на клюку и согнувшись так, что казалось, сейчас переломится пополам, он, не мигая, пристально смотрел на великого князя из-под седых, низко нависших над глазами бровей.

— Пришли, княже, — глухо прозвучал его голос. — Готов ли ты узнать свою судьбу?

— Да, старче, — громко ответил Игорь.

— Тогда следуй за мной к священному источнику. И пусть кто-нибудь светит нам.

— Тысяцкий, пойдёшь с нами, — приказал великий князь Микуле.

Несколько шагов по узкому, с покрытыми плесенью стенами, подземелью, и они оказались в небольшой, овальной формы пещере. Тяжёлый спёртый воздух давил грудь и застревал в горле, сырость и холод сразу заставили оцепенеть пальцы, в ноздри ударил резкий, неприятный запах. Огонь факела освещал почти касавшийся их голов каменный потолок, ярко блестевшие от выступившей на них воды стены, песчаный, скрадывавший шум шагов пол.

Волхв прошёл в дальний угол пещеры, остановился. Прямо у его ног начиналась пропадавшая вскоре в каменном монолите стены продолговатая расщелина, в которой бурлила, не поднимаясь до уровня пола, вода. Грязно-серая, снизу доверху пронизанная всплывавшими со дна пузырьками, которые то лопались, то появлялись вновь, она, казалось, кипела на невидимом человеческому глазу подземном огне. От воды несло теплом. В том месте, где расщелина исчезала в скале, из неё наплывали в пещеру волны белого рыхлого тумана, от которого исходил резкий запах и щипало глаза. Клубясь над расщелиной, туман полностью заполнял угол пещеры. То редея, то уплотняясь, он иногда скрывал под собой пузырившийся источник.

Микула чувствовал, как у него начало шуметь в голове и звенеть в ушах.

— Княже, готов ли ты узнать волю богов? — взглянул волхв на Игоря.

— Я для этого пришёл, старче.

— Твоё будущее могу увидеть я, и тогда узнаешь о нём от меня. Но, коли отважишься, можешь заглянуть в свой завтрашний день сам. Что выберешь, княже?

— Я хочу сам говорить с богами.

— Стань рядом со священным источником, и ты узришь собственное завтра. Перун явит его тебе.

Старый волхв опустился у расщелины на колени, положил сбоку клюку, воздел к потолку руки:

— О боги, услышьте нас и ответьте! О, Перун, лицезри своих внуков и явись к ним! Боги, это мы, русичи, тревожим вас и молим о милости! Боги, откройте уготованную нам судьбу, приблизьте на миг неведомое завтра, сотрите черту между настоящим и грядущим! Боги, услышьте глас своих внуков!

Голос старого волхва звучал всё тише, неразборчивее и вскоре перешёл в невнятный шёпот. Густые клубы тумана залили ему ноги, дошли до пояса, плеч. Вот они скрыли волхва с головой, поднялись вровень с грудью великого князя, замершего рядом с ним, стали заволакивать и его. Микула с удивлением отметил, что уже не ощущал того резкого, неприятного запаха, который поначалу преследовал его. Зато тело обрело необычайную лёгкость, он был не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. Неведомые доселе вялость и безразличие охватили его существо, Микула не ощущал даже тяжести факела, который держал над головой. Чувствовал, как постепенно освобождалась от мыслей голова, как он переставал воспринимать себя. Теперь перед глазами был лишь белый туман и ничего более. Однако разве это туман, разве Микула ничего не видит?

Перед ним во всю ширь расстилалось безбрежное, сливавшееся вдали с горизонтом море. По его синей глади скользили боевые русские ладьи с раздутыми ветром парусами, борта их были увешаны червлёными щитами. В одной из них сидел Микула: с потрескавшимися от жажды губами, почерневшим от солнца и ветра лицом, ввалившимися от голода и усталости глазами...

Но разве это море? Перед ним высились остроконечные горные пики, их склоны поросли изумрудными лесами, вверху, где пики соприкасались с облаками, под лучами солнца ярко сверкали ледники. От горных великанов до самого окоёма уходили кудрявые шапки отрогов, в ущельях виднелись бурные, стремительные реки, в живописных долинах раскинулись селения с красочными домиками. Слабый прохладный ветерок приятно гладил кожу, ноздри щекотал сладковатый запах цветущих деревьев, в уши вливалось мелодичное журчание лесного ручья, нарушаемое оживлённым птичьим гомоном...

Однако что это, куда делись горы? Прямо на Микулу, прикрываясь щитами и выставив жала копий, неумолимо надвигались сплошной стеной ромейские центурии. Раздирали уши отрывистые звуки чужой военной музыки, першило в горле от поднятой ногами легионеров пыли, яростью и злобой сверкали глаза приближавшихся к нему врагов. Против византийцев, выставив навстречу их копьям щит, сжимая в руке обнажённый меч, стоял среди дружинников он, тысяцкий Микула. Две железные стены столкнулись, звон и лязг оружия повисли в воздухе, страшно закричали раненые, зашлись в предсмертном хрипе умиравшие. Рубился с обступившими его недругами Микула, перехватывал и отбивал мечом чужие удары. Щедро рассыпал свои. И вдруг мелькнула перед самыми глазами полоса вражьей стали...