Андрей Серба - Заставлю вспомнить Русь...

Григорий ещё раз окинул взглядом длинный пиршественный стол, заставленный всевозможными хмельными напитками и разнообразными яствами, освещённые светом факелов лица «другов-братьев», не обращавших внимания ни на оглушительные раскаты грома, ни на ослепительные вспышки молний, ни на ливень, обрушившийся на растянутый над пиршественным столом полог из плотной, водонепроницаемой византийской палаточной ткани. Эти люди воистину были внуками своего жестокого и кровожадного божества Перуна и чувствовали себя среди разбушевавшейся, неистовствующей в ярости стихии ничем не хуже, чем погожим солнечным днём.

Григорий отвернулся от окна, посмотрел на Ольгу. Устроившись с ногами на широкой лавке, покрытой медвежьей шкурой, она что-то вязала, и по улыбке, временами мелькавшей на её лице, было ясно, что мысли великой княгини были заняты чем угодно, только не переживаниями о печальной участи святого Анастасия Персиянина. Это не понравилось Григорию. Он привык, что Ольга всегда внимательно слушала его рассказы и притчи, задавала вопросы, высказывала собственные суждения. А по тому, что она часто возвращалась к рассказанному спустя несколько дней, Григорий мог смело судить, что услышанное Ольгой не забывается, а крепко оседает в её памяти. Так и должно быть: прежде чем у семени появится тянущийся к свету росток, оно должно попасть в благодатную почву, набухнуть живительными соками, прорасти. Точно так происходит и с человеком, чья душа самостоятельно либо с помощью духовного наставника должна обратиться в истинную веру. Так до недавнего времени с Ольгой и было, однако несколько последних дней она утратила интерес к беседам с Григорием, стала уделять ему меньше внимания. Если эта перемена связана с событием, о котором Григорий догадывается, в её временном охлаждении к нему нет ничего страшного, но если причина иная, ему необходимо хорошенько подумать, как вернуть благосклонность великой княгини.

— Я рассказал всё, о чём сегодня собирался, — сказал Григорий, подходя к Ольге и садясь напротив неё в кресло. — Теперь твоя очередь. Утром и после обеда ты много гуляла по лесу и в поле. Видела что-либо интересное?

— Интересное? Что может быть интересного в лесу или степи близ городских стен, где я бывала столько раз прежде? Я стала много бывать за городом оттого, что мне надобно чаще посещать места, где обитают добрые духи и где они оставляют часть своей полезной для человека силы. В степи, например, я подолгу гуляю возле золотисто-жёлтых и оранжевых цветов, получающих жизненную силу от своего покровителя — солнца и щедро делящихся ею с женщинами, готовящимися зачать ребёнка или уже вынашивающими плод. Обязательно посещаю я и заросший чертополохом косогор у Ляшских ворот, ибо он способствует доброму расположению духа и помогает накапливать силы... В лесу я стараюсь находиться возле ясеней и зарослей красной рябины, поскольку этих деревьев не только боятся злые духи, но их сила очищает человека от пагубного воздействия ранее испытанных недобрых чар. Но даже близко я не подхожу к красавцам вязам, потому что их рано начинающая загнивать сердцевина, дабы противостоять собственной болезни, впитывает в себя жизненные силы всего живого, что оказывается рядом, — у травы, других деревьев, пробегающих мимо зверей, пролетающих птиц, случайного человека. Я собираюсь скоро зачать ребёнка, Григорий, а поскольку мне и Руси нужен здоровый и сильный княжич, я должна прежде всего заботиться о себе, его матери.

После объяснения Ольги у Григория стало легче на сердце, хотя определённая тревога всё-таки осталась. Помышляя о здоровье и набираясь необходимых сил перед зачатием ребёнка, Ольга стала гораздо чаще, чем прежде, встречаться с вещуньями и знахарками-целительницами, а общение с ними отъявленными язычницами могло оказывать на неё только пагубное влияние.

— Великая княгиня, неужто ты всерьёз полагаешь, что твоё здоровье и рождение ребёнка могут зависеть от влияния каких-то трав и деревьев или неких жизненных сил, идущих от добрых духов? Здоровье и жизнь каждого из нас находятся в руках Господа нашего Иисуса Христа, и с каждым из нас случается именно и только то, что предначертано им.

Великая княгиня снисходительно улыбнулась.

— Так ли это, Григорий? Откуда тебе это может быть известно? Из ваших священных книг? Но ты сам неоднократно рассказывал мне о непримиримой борьбе Христа с его злейшим врагом — дьяволом и о том, насколько дьявол хитёр, изворотлив, находчив, на какие ухищрения и соблазны слабых духом он идёт, чтобы завладеть их душами. Ты уверен, что ему не удалось завладеть душами тех, кто выдумывал и писал ваши священные книги, и что именно дьявол не водил по пергаменту или бумаге их рукой? А сейчас ты уверяешь меня в святости и правдивости суждений и истин, начертанных, возможно, дьявольским стилом. Разве Папа Римский и патриарх Царьградский не обвиняют друг друга в том, что его соперник по верховодству среди христианской паствы неправильно понимает или трактует Священное писание и потому не по законам Христа служит некоторые обряды? А самые ретивые и неистовые ученики Папы и патриарха открыто обвиняют своих противников в ереси.

Григорий почти собрался с мыслями, чтобы ответить Ольге, но раздавшиеся на подворье пронзительное ржание и громкий топот копыт, заглушившие и вой ветра, и шум ливня, привлекли его внимание. Сколько он помнил, ещё ни разу никто из посторонних не смог нарушить застолья «братьев-другов». Что же произошло на сей раз?

Григорий подошёл к окну. В десятке шагов от пиршественного стола остановил загнанного жеребца дружинник. Спрыгнув с седла, он едва устоял на ногах и, чтобы не упасть, ухватился рукой за гриву. К дружиннику с обеих сторон подскочили обслуживавшие застолье гридни, подвели его к великому князю. Игорь, отставив в сторону кубок с вином, впился в него взглядом. Опершись обеими руками о крышку стола, прискакавший произнёс несколько слов, и за столом вмиг наступила тишина. Она была недолгой. Протянув дружиннику свой кубок и дождавшись, когда тот опустошит его, великий князь вырвал из ножен меч, вскинул над головой и выкрикнул что-то. Едва он смолк, в воздухе засверкали десятки мечей, а над подворьем раздался леденящий кровь боевой клич идущих в атаку русов.

Значит, великий князь получил от гонца какую-то спешную весть, и, судя по его поведению, она вряд ли приятна. Простое нарушение русского порубежья кочевниками было вполне обычным явлением, и гонец не посмел бы тревожить великого князя за пиршественным столом. Выходит, известие было намного серьёзнее. Набег хазар, причём значительными силами? Но русичи-порубежники хорошо стерегут Дикое поле с востока, и ещё вчера там было всё спокойно. Неужто тревожная весть пришла с юга? Там серьёзную угрозу Руси представляет только Византия. Но нужно ли ей дразнить русов, если ещё не забыты походы на Константинополь князей Аскольда и Дира, князя Олега? О нет, император и патриарх не столь глупы...