Андрей Серба - Заставлю вспомнить Русь...

Завершив раду, воеводы отправились к своим ключам, а ярл Эрик к державшимся отдельной группой драккарам, и Игорев флот пришёл в движение. Ловко управляя парусами и по мере надобности помогая себе вёслами, русичи и викинги маневрировали так, чтобы клонившееся к горизонту солнце постоянно было за их спиной и слепило глаза ромеям на кораблях, преградивших им отступление в открытое море. При этом ладьи и драккары ни на локоть не приближались к проливу, где была сосредоточена основная часть вражеских сил. Хотя Игорь не верил в вероятность сегодняшней византийской атаки, тем не менее он счёл нужным принять все доступные в его положении меры, чтобы затруднить Варде её осуществление. Солнце, бьющее в глаза находившимся в открытом море ромеям, и весьма значительное расстояние, которое пришлось бы преодолеть кораблям отряда патрикия в проливе до встречи с русичами, должны были затруднить возможную атаку в первом случае, а во втором отсрочить её начало, приблизив его к наступающим сумеркам и следующей за ними ночи, верной союзнице русичей.

Едва солнце закатилось за горизонт и море стала обволакивать темнота, ладьи и драккары прекратили маневрирование и стали на якоря. Угроза вражеского нападения отпала почти полностью, и теперь можно было заняться подготовкой к предстоящему прорыву. Часть дружинников немедленно принялись устранять на судах самые опасные повреждения, остальные легли спать. На прорыв было решено отправиться через два часа после наступления полной темноты, и великий князь хотел позволить людям хоть немного попеременно отдохнуть. То, что начавшиеся на судах ремонтные работы не могли укрыться от глаз неприятельских наблюдателей с высоких мачт дромонов и трирем, его не тревожило: русичи и викинги занимались тем, что делал бы на их месте любой в ожидании скорого боя, а Варду, ожидай он ночную атаку Игорева воинства, интересовало вовсе не начало или ход работ, а время их завершения, ибо это являлось сигналом к готовности врага начать активные боевые действия.

Когда море окутала кромешная тьма, а встающая над ним луна ещё не залила своим бледным светом водную поверхность, дремавшего на скамье Игоря разбудил Ратибор.

— Всё готово, великий князь. Воеводы и ярл ждут твоего сигнала, чтобы следовать в пролив.

— Как ведут себя ромеи? — первым делом поинтересовался Игорь. — Не разгадали нашу задумку?

— Вражьи корабли в открытом море не приблизились к нам, чего я опасался, а лишь растянулись в линию, чтобы держать под наблюдением возможно большее пространство. Их разведчики дважды пытались подкрасться к нам, но оба раза наши дозоры перехватывали памфилы и засыпали стрелами, после чего те без боя уплывали обратно. Корабли патрикия в проливе стоят на прежнем месте. Правда, вдобавок к дневным дозорам Варда выставил несколько дополнительных, но в промежутках между соседствующими дозорами всё равно могут незаметно проскользнуть ладьи. Подобную беспечность обычно осторожного патрикия в проливе и его боязнь потревожить нас со стороны открытого моря можно объяснить одним — Варда не желает создавать нам помех в подготовке прорыва в Сурожское море и никоим образом не хочет, чтобы какие-то обстоятельства заставили нас отказаться от этой затеи.

— Я тоже думаю, что патрикий неспроста до сей поры не тревожил нас, — заметил Игорь, набрасывая на плечи плащ и надевая шлем. — Скоро узнаем, кто кого перехитрил: он нас или мы его. Но что бы ни случилось, дороги назад уже нет. Подавай, главный воевода, сигнал, и да не покинет этой ночью Перун своих внуков...

На ладьях и драккарах были заблаговременно сняты паруса и убраны мачты, сами суда низко сидели в воде и были почти незаметны среди волн. Их плеск заглушал раздававшийся изредка скрип уключин, бледный свет не набравшей полную силу луны позволял рассмотреть что-либо не дальше десятка шагов. Это позволило разбитым на три отряда ладьям и драккарам вначале прошмыгнуть между вражескими дозорными судами, затем почти вплотную сблизиться с замершими на якорях в проливе византийскими кораблями.

Приподняв над бортом ладьи голову, изготовившись к стрельбе из лука, Игорь всматривался в контуры дромона, мимо которого проплывала его ладья. Спокойное днём и вечером море с наступлением ночи разволновалось, крупные волны высоко поднимали ладьи и, несмотря на усилия гребцов, бросали некоторые из них к самым бортам византийских кораблей. Почему противник до сих пор не заметил ни одну из них и не поднял тревоги? А может, заметил, но сознательно пропускает их сквозь первую линию кораблей, заманивая ко второй, чтобы потом зажать между ними и уничтожить? В таком случае патрикий очень рискует: затянувшие луну тучи, портившаяся на глазах погода и, главное, темнота играли на руку русичам и викингам, но никак не их врагам.

Скользнувшие по волнам перед великокняжеской ладьёй два драккара и шнека стали обходить стороной возникший перед ними нос ромейской триремы, и в эту минуту огромная волна вскинула на свой гребень более лёгкую шнеку и с размаха швырнула во вражеский корабль. Раздался громкий треск дерева, два-три вскрика, и шум моря заглушил требовательный окрик с борта триремы. Поскольку ответа не последовало, на византийском корабле появился огонь и через борт перегнулась фигура с факелом, стремясь рассмотреть, что происходит внизу. По-видимому, ромею это удалось, потому что факел полетел в воду, а с палубы тотчас понеслись пронзительные крики вперемежку со звоном металла — обнаруживший неприятеля дозорный подавал сигнал тревоги не только голосом, но и ударами рукояти меча или кинжала о щит. Несмотря на производимый шум, палуба триремы некоторое время оставалась пустой, а когда на ней показались первые византийцы, в свете доброго десятка факелов можно было рассмотреть, что большинство из них полуодеты или без доспехов, а некоторые ещё протирали спросонья глаза.

И великий князь только сейчас понял, отчего ромеи так долго не замечали просачивавшиеся сквозь их боевой порядок ладьи и драккары — они спали! Ожидая прорыва противника гораздо позже, патрикий разрешил своему флоту после напряжённого дня отдых, возможно, всего на три-четыре часа. Ведь вражеского прорыва могло не последовать вовсе, и тогда утром должно было состояться сражение, в котором его не сомкнувшие ночью глаз подчинённые выглядели бы не лучшим образом по сравнению с хорошо отдохнувшими русами и викингами. Варда предусмотрел всё, кроме одного — бои в Малой Азии стали школой не только для него, но и для Игоря с его воеводами.

Раздались голоса и с дромона, очертания которого смутно просматривались слева от великокняжеской ладьи, огонь факелов появился впереди неё, осветив две невидимые прежде памфилы, так же низко, как русские суда, сидевшие в воде и неразличимые среди волн. Над головой засвистели первые стрелы, в борт ладьи начали стучать камни пращников — бой начался! С кормы приблизившегося слева дромона полыхнула струя пламени и уткнулась в драккар, вспыхнувший, словно сухая лучина. Дромон выпустил ещё одну струю «греческого огня», но в этот миг громадная волна развернула его корму, и зажигательная смесь угодила в памфилу, плывшую сбоку от дромона. Памфила тотчас загорелась, осветив вместе с пылавшим драккаром изрядный участок моря. Из освещённого пожаром пространства во все стороны бросились оказавшиеся в нём ладьи и драккары, в погоню за ними устремились византийские корабли. Вот острый нос дромона разрезал пополам ладью, подмял под себя вторую и, не успев отвернуть в сторону, насквозь протаранил внезапно появившуюся перед ним из темноты хеландию.