Аркадий Кудря - Правитель Аляски

— Да, я дал ей имя, — гордо вскинул голову доктор. — Я назвал её черепахой Шеффера.

Длительное общение на борту корабля с доктором-немцем выработало у моряков «Суворова» своеобразный иммунитет против его причуд, но перед лицом столь гипертрофированного тщеславия они с трудом сохранили хладнокровие, уделив повышенное внимание пище. Лишь Павел Швейковский нашёл в себе силы продолжить игру и, очевидно намекая на малый рост и тщедушность Шеффера, отпустил изящную двусмысленность:

— Я считаю, доктор, что такая большая черепаха этого заслуживает. Вы хорошо позаботились о ней?

Кто-то поперхнулся, кто-то спрятал лицо в салфетку. Все застыли в ожидании.

— Её съела акула, — с траурным видом сообщил доктор. — Ваш матрос, — негодующе возвысил он голос, — плохо тащил мою черепаху, и акула сожрала её.

Офицеры ещё усиленней занялись едой.

— Может, ты, Алексей, поведаешь нам, как это случилось? — со светской невозмутимостью обратился Швейковский к штурману.

Российский пробормотал:

— Да я... уже рассказывал... кое-кому.

— А я не слышал, — будто бы обиделся Унковский.

Штурман, пожав плечами, удовлетворил любопытство товарищей:

— Доктор на другом конце острова... начал громко звать на помощь... Мы с Федькиным схватили ружья и бегом туда. Видим: Егор Николаевич лежит на песке, держа за задние ласты во-от такое чудище. — В изображении штурмана черепаха выглядела ещё внушительнее. — А она ползёт к воде, и тащит доктора за собой. Не успей мы, она могла бы Егора Николаевича утопить. Втроём повернули черепаху на спину... с превеликим, должен сказать, трудом. Ну, подвязали за передние лапы и ласты к палке и понесли на плечах. Беда же случилась, когда шли вброд по банке к своей шлюпке.

— На нас напали акулы, — мрачно вставил доктор Шеффер.

— Истинная правда, — подтвердил Российский. — И Федькин со страху уронил черепаху.

— Акула её быстро кушала, — продолжил скорбную историю Шеффер. — Я снял ружьё и стрелял в акулу, но больше не видел свою черепаху.

— Вот беда так беда! — с грустным видом заключил Швейковский и тут же изобразил радость: — Но, выходит, вы все обязаны жизнью этой черепахе. Она спасла вас. Иначе акулы могли предпочесть другое блюдо.

— Так что же за всеядные акулы попались вам? Никогда прежде не слышал, чтобы акулы пожирали черепах, — уже серьёзно сказал Унковский.

— Это прожоры, — высказал предположение Швейковский, — едят что попало.

— Тигровая акула, — поправил Лазарев. — Да, господа, это ещё хорошо, что всё кончилось благополучно. Может, действительно черепаха Шеффера спасла наших людей.

— Я говорил вам, капитан, — сердито сказал Шеффер, ободрённый выраженным ему сочувствием, — нам нельзя покидать эти острова, пока мы не найдём ещё одну черепаху Шеффера. Вы сделали своё открытие, отметили его на карте, а кто поверит мне, если я не смогу показать свою черепаху?

— Закончим на этом, Егор Николаевич, — стараясь быть вежливым, суховато сказал Лазарев. — Боюсь, что вам попался давно известный науке вид одной из гигантских морских черепах, каких не редкость встретить в южных морях. У нас нет времени ждать на островах, пока туда соизволит приплыть ещё такой же экземпляр. И для всех нас будет лучше, если вы всё же предоставите мне возможность самому командовать кораблём, — не удержался от ядовитой усмешки Лазарев.

Это была уже не первая их стычка за время плавания, и доктор всё более убеждался, что капитан недолюбливает его. В этих спорах, к глубокому сожалению Шеффера, он не встречал поддержки и у других офицеров. Много говоривший о своих воинских заслугах доктор, видно, не понимал принципа единоначалия на корабле.

К ночи посвежело. Пассатный ветер от востока-юго-востока усилился, и, стоя на мостике и наблюдая, как, вспарывая волны, резво бежит корабль под напряжёнными свежим ветром парусами, Лазарев подумал, что, если им не помешают шторма, месяца через полтора они могут достичь северо-западных берегов Америки.

Мыс Эчкомб,

23 апреля 1815 года

— К берегу! — скомандовал Подушкин.

Гребцы, налегая на вёсла, стали поворачивать баркас, и вскоре он ткнулся носом в узкую полосу гальки у подножия почти отвесной каменной стены.

Подушкин спрыгнул на отполированные прибоем голыши. Лазарев с Унковским последовали за ним. На всякий случай все трое взяли с собой ружья.

Такие же мрачные отвесные скалы, негусто поросшие на вершинах еловым лесом, тянулись по ту сторону пролива. Несмотря на солнечный день, здесь, на дне каменного ущелья, было холодно и неуютно, и Лазарев поймал себя на мысли, что ему хочется поскорее выбраться отсюда наверх, к свету солнца. Казалось, сама природа определила это место для той трагедии, которая случилась у этих неприступных берегов несколько лет назад.

Подушкин уверенно шёл вперёд. Судя по всему, он бывал здесь неоднократно.

Вскоре, обогнув почти вплотную смыкавшийся с водой скалистый выступ, они достигли круто уходящей вверх расщелины, усыпанной крупными гранитными валунами. Под камнями негромко журчал горный поток.

Офицеры не без труда поднялись по валунам наверх, и Лазарев почувствовал, что изрядно взмок под надетой в этот поход тёплой курткой на утином пуху.

Подушкин прошёл ещё немного вперёд и встал на мшистой площадке у края обрыва, поджидая отставших спутников.

— Вот, — коротко сказал он. — Смотрите вниз. Отсюда всё видно.

Лазарев с Унковским наклонились над обрывом, пристально всматриваясь в освещённую солнцем толщу воды.

— Левее, — нетерпеливо подсказал Подушкин и даже ткнул рукой: — Вон там.

Наконец они увидели. На дне, в продолговатой котловине, словно в заботливо приготовленном склепе, тускло сверкали обломки обитого медью корпуса. Поодаль были видны разбросанные там и тут отбелённые водой кости. Стайка крупных чёрных рыб прошла над костями, на миг прикрыв их своими телами.

— Вот, господа, немногое, что осталось от «Невы», — мрачно отметил очевидное Подушкин. — Вы хотели ещё взглянуть на могилы...

Он провёл офицеров к небольшим, покрытым травой холмикам на лесной поляне. Несколько почерневших от дождей крестов отмечали последнее земное пристанище штурмана Калинина, советника Борноволокова, плывшего из Охотска на «Неве» для смены Баранова, и матросов корабля — всех, чьи останки удалось обнаружить после катастрофы.

Трое офицеров обнажили головы и молча постояли у могил. Потом вернулись обратно к площадке, где стояли ранее.

— Как же, Яков Аникеевич, вас занесло сюда? Самое подходящее место, чтобы разбить корабль. — В голосе Лазарева прозвучало неприкрытое осуждение.

— Тут уж, Михаил Петрович, — оправдываясь, начал Подушкин, — я ничего поделать не мог. Это Калинин, едва увидел мыс Эчкомб, принял решение плыть к нему, пользуясь попутным ветром. А уже ночь наступала, туман повис...