Александра Воинова - Тамара и Давид

Сослан отбивался от них с большим хладнокровием и выдержкой. Вскоре ему удалось навести одному сокрушительный удар в самую середину щита, а у другого — острием копья захватить край стальной решетки забрала, отчего шлем свалился, всадник не смог удержаться на коне и упал на землю. В это же время сарацин, с необычайным искусством управляющий конем, налетел на него сбоку и, махая длинным дротиком, стал кружиться возле него на своем арабском скакуне, очевидно, преследуя одну цель: довести Сослана этой дьявольской пляской до полного изнеможения, затем вступить с ним в бой и несколькими ударами выбить из седла, заставить признать свое поражение. Он был неуловим и проворен и, наступая на Сослана, как бы насмехался над силой великана, столь беспомощного перед его проворством и ловкостью. Но Сослан обладал верным глазомером и, угадав его хитрый прием, в точности рассчитал круги, делаемые сарацином, и, как только он приблизился к нему, быстро перегнулся в седле, выхватил у сарацина дротик, следующим движением, поразившим зрителей своей силой и ловкостью, он поднял его из седла и повергнул вниз, на арену. Сослан не хотел наносить ему удара, так как считал его побежденным, но сарацин с решительным проворством вскочил на ноги, сел на коня и важно повернулся к нему.

— Клянусь Абубекром! Ты плохо заплатил за мое гостеприимство! — крикнул он. — Но я рад, что сразился с тобой, и ты испробовал моего дротика!

Сослан тотчас же по голосу и хвастливым словам узнал в сарацине своего покровителя-эмира и сильно обрадовался этой неожиданной встрече.

— Клянусь твоим пророком, я предпочел бы быть побежденным, чем лишить тебя жизни. Я готов искупить свою вину перед тобою. Требуй, чего хочешь!

— Хотел бы я погибнуть от твоей руки, но, видно, — отважно крикнул он, — нам суждено еще встретиться. Спеши выполнить свое дело!

Они не кончили беседы, как ряды рыцарей расступились, к Сослану примчался витязь в темной броне, с изумрудом, очевидно, спешивший на помощь сраженным рыцарям.

— Эй, рыцарь! — крикнул он Сослану. — Хочешь ли сломать копье и стяжать славу победителя?!

Сквозь закрытое забрало не было видно лица его, но глаза блестели весело и насмешливо, и Сослан сразу вспомнил про герцога Гвиенского.

— Наконец-то, ты появился! — приветствовал его Сослан. — Принимаю твой вызов, но больше не жди от меня пощады! Я знаю, кто ты!

— Ты ошибаешься, рыцарь! — уже явно насмехаясь, произнес тот и поднял копье. — Ты совсем не знаешь, с кем будешь сражаться, — и, обрывая беседу, он налетел на него с поднятым копьем, и с такой силой ударил в самую середину щита, что оглушенный конь рухнул на землю вместе с Сосланом. На один миг все скрылось от зрителей в столбе пыли. Удар был настолько силен и сокрушителен, что все были уверены в гибели Сослана, но, когда пыль рассеялась, к общему изумлению, оказалось, что он стоял невредимый возле своего павшего коня и высоко держал меч, как бы призывая соперника к единоборству. В это время подоспели другие рыцари, готовясь сразиться с ним грудь с грудью и вырвать из его рук победу, но витязь в изумрудной броне вдруг соскочил с коня и бросился в рукопашную схватку с Сосланом. Видимо, он предпочитал один с помощью своей крепкой руки и доброго меча заставить его сдаться и просить пощады. Мгновенно все замерли в ожидании; обе рати рыцарей, как франков, так и сарацин, пребывали неподвижными, представляя двум сражавшимся витязям решить вопрос; кто же из них будет победителем турнира?

Сослан в должной мере оценил великодушие своего соперника, который не пожелал с чужой помощью добиться победы путем численного превосходства. Как видно, он был уверен, что справится с ним один, блеснув лишний раз перед всеми своей силой и доблестью. Сослан почувствовал по первому удару, что это был витязь несокрушимой силы, перед которым не мог бы устоять ни один человек, и невольно подумал:

— Нет, этот рыцарь превосходит во много раз герцога Гвиенского! — и в первый раз в жизни он испытал тревогу за исход поединка, видя перед собой противника, победа над которым представляла большую трудность.

Они бились долго, с яростью и упорством, не желая ни в чем уступать друг другу, и чем сильнее становился бой, тем с большей ловкостью они сопротивлялись, отражали и наносили удары, и в каждом движении проявляли столько силы, меткости и искусства, что вызывали в зрителях неудержимые крики одобрения и восторга. Отовсюду было слышно: «Хвала храбрым рыцарям! Своими подвигами вы превзошли Геркулеса. Сражайтесь, благородные рыцари»!

Сослан, вначале ощущавший утомление, так как сражался без отдыха в продолжение всего турнира, вскоре разгорелся от боя. Рука его окрепла, и он преисполнился неистовой ревностью к славе, вспоминая родную Иверию и тех, кто воодушевлял его на борьбу с врагами. Он вспомнил прекрасную Тамару, которую должен был прославлять своими подвигами, и со всей силой вдруг ощутил, что нет большего счастья на земле, как победить этого витязя, поразившего воображение его не столько мощью и крепостью, сколько веселой удалью и беззаветной отвагой. Теперь Сослан убедился, что этот витязь был не герцог Гвиенский, и в сознании его блеснула догадка, что это — Ричард, король английский, но тотчас же погасла. Поединок между ними вступил в последнюю, решающую фазу. Не одолев Сослана в рукопашном бою, витязь распорядился подать им свежих коней, переменить копья и щиты, а затем они отъехали и стали друг против друга на двух концах ристалища. Как только герольд подал сигнал, они вскачь понеслись вперед и столкнулись на арене с такой силой, что копья их рассыпались, кони взвились на дыбы, а всадники едва удержались на седлах. На мгновение они остановились, как бы видя бесполезность дальнейшего сопротивления, и Сослан в необычайном волнении воскликнул:

— Я прекращаю бой! Клянусь святым Георгием! Ни один смертный не мог бы выдержать моего удара. Ты — или дьявол, или прославленный Ричард Львиное Сердце! Я признаю твою победу!

Маршал бросил на арену жезл, тем самым кладя конец состязанию, оба они опустили свои мечи, соскочили с коней и устремились друг к другу. Витязь в темной броне поднял свое забрало; то же сделал и Сослан, и они тотчас узнали друг друга.

— Герцог Гвиенский?! — с некоторым разочарованием промолвил Сослан. — А я думал совсем иное.

Я сдержал свое слово. Мы с тобой встретились и испробовали силу друг друга, — весело отозвался мнимый герцог Гвиенский. — Я в долгу перед тобой. Ты с честью выполнил мое поручение, охраняя вход от сарацин, когда мы дрались под Акрой, и попал в плен к Саладину. Единственное удовлетворение, какое могу предложить тебе, — это славу, достойную твоей доблести! Пусть знают все, что ты знаменитый ратоборец, которого не мог одолеть даже сам Ричард Плантагенет, король английский.