Александра Воинова - Тамара и Давид

— Пускай погибнет все наше воинство, нежели мы допустим, чтобы неверные остались в Палестине. Мы возбудим язык мечей и копий, который будет для вас вразумительнее слов!

Перемирие было сорвано, и война началась. Сослан вовсе не желал примыкать к войскам Ричарда и, пока проходы были свободны, в ту же ночь поспешил выехать со своими слугами в Дамаск. Там находился Саладин, выжидая, куда двинется Ричард, чтобы направить против него свои силы. Они быстро приехали в Дамаск, и Сослан без всякого промедления был принят султаном.

— Теперь вижу, что ты один из достойнейших рыцарей, какие не нарушают своей клятвы, а сочетают храбрость с верностью, — приветствовал его благожелательно Саладин, довольный тем, что Сослан не остался в стане крестоносцев и не пожелал сражаться против него вместе с Ричардом. — Мудрому свойственно предвидеть будущее и уклоняться от зла, сберегая свою жизнь для дел, достойных бессмертия, — прибавил он, стремясь показать Сослану, как высоко ценит его поступок, еще больше укрепивший мирные отношения между ним и Иверией.

Сослан был приятно изумлен этим любезным обращением, которое ясно показывало, что Саладин не только помнил о свидании с ним, но и внимательно следил за его пребыванием в Акре. Но удивление его еще больше возросло, когда султан с нескрываемым удовольствием произнес:

— Силу твою ни с чем не сравнить. Хорошо, что ты не дал торжествовать английскому королю. Но еще превосходней, что ты не воспользовался плодами своей победы и не остался с неверными.

— О, царь царей! Вы даровали мне свободу, как же я мог нарушить клятву и оказаться в стане Ваших врагов? — поощренный похвалой Саладина, ответил Сослан. — Никакие почести и награды не могли бы заставить меня вновь повторить совершенную ошибку! Особенно памятуя о древе креста, которое, к моей радости, осталось в Ваших руках, так как Вы не уступили его Ричарду.

Саладин, охотно вступивший в беседу с Сосланом, вдруг замолчал, видимо, чем-то неприятно задетый, и долго был не в состоянии побороть внезапно вспыхнувшее в нем раздражение. Но Сослан, уже привыкший к характеру Саладина, не побоялся его гнева.

— Разрешите мне, царь царей, сказать Вам правду. Кто из смертных может предвидеть, что с ним случится завтра? Вступая в бой с таким противником, как английский король, не предусмотрительней ли будет с Вашей стороны отдать крест в руки союзников, чем подвергать его роковым случайностям войны и понапрасну разжигать ярость Ричарда?! Не утихнет ли его воинское рвение, когда он узнает, что святыни больше нет в Ваших руках и ему не за что сражаться?! Что касается меня, то клянусь именем нашей великой царицы, что, получив от Вас эту святыню, я в тот же час покину Палестину и уеду в Иверию!

Горячие слова Сослана, как он быстро заметил, не вызвали такого же горячего отклика у Саладина, который, выслушав его, хоть и без досады, но и без явного сочувствия, сделался только еще более задумчивым и печальным.

— Тебе известно, как мне ненавистен ваш памятник веры, — промолвил он, наконец, строго и невыразимо грустно. — Я никогда бы не отдал его христианам, если бы недуги не подтачивали мои силы. Боюсь, как бы смерть не настигла меня внезапно и не воспрепятствовала закончить начатое мною дело ради торжества ислама. Поэтому, помня о смерти и зная, что вместе с собою я не унесу в могилу ваш талисман, я решил уступить настояниям императора константинопольского Исаака, оказавшего мне много услуг, и передал древо принцу Мурзуфлу, который вместе с посольством давно уже отбыл в Константинополь… — Он замолк, увидев на лице Сослана выражение ужаса и отчаяния, затем добавил более мягко, с чувством сострадания и сожаления:

— Но дабы этот предмет соблазна не достался в одни руки и не был обращен когда-либо греками против поборников ислама, я отдал императору Исааку часть вашего талисмана, а другую оставил тебе, полагая, что ты сдержишь свое слово и вернешься ко мне, получив достойную награду за верность. Я не хотел, чтобы ты унес с собой обиду и ушел отсюда исполненный скорби и печали. Да пошлет тебе бог радость и исполнение того, чего ты желаешь больше всего в жизни!

И прежде чем Сослан мог выразить ему свою благодарность, Саладин сделал знак невольнику. В зал внесли большой драгоценный ковчег из черного дерева, окованный серебром и закрытый двойными створчатыми дверцами.

— Здесь хранится ваш памятник веры! — снисходительно произнес султан. Дверцы ковчега раскрылись. Сослан увидел горизонтальный поперечник расчлененного креста, вертикальную часть которого он, очевидно, отдал императору Исааку. Сослан долго стоял неподвижно и затем, обернувшись, тихо сказал султану:

— Если бы Вы предложили мне все сокровища мира, то они показались бы ничтожными в сравнении с тем, что я получил от Вас! Мои слабые уста не в состоянии принести Вам достойной хвалы и благодарения, но мое слово порукой, что Иверия будет свято хранить залог мира и дружбы с султаном Египта и Дамаска. Примите, о царь царей, золото, которое мы везли Вам, хотя ценность его ни в коей мере не может сравниться с той великой святыней, которую Вы даровали мне!

Он испросил разрешения султана впустить Мелхиседека со слугами, принесшими золото.

Вначале Саладин как бы обрадовался принесенному дару, так как сильно нуждался в деньгах для продолжения войны с крестоносцами, но вскоре приятное чувство сменилось в нем грустью. Вероятно, предчувствие близкого конца, сознание, что дело его жизни удалось только наполовину и впереди опять предстояла жестокая борьба с Ричардом, своей храбростью приводившим в ужас всех мусульман, теснили и угнетали сердце Саладина. Он ни в чем не находил себе отрады. Он впал в задумчивость, забыв о присутствии гостя и ничем уже не проявляя интереса к жизни. Сослан переждал некоторое время, обдумывая, как утешить султана.

— О, царь царей! — наконец, сказал он. — Хотя различие веры не позволяет мне желать Вам успеха в борьбе с христианами, я должен открыть правду. В стане крестоносцев свирепствуют раздоры и разногласия. Конрад Монферратский убит, Филипп покинул Палестину, остался один король Ричард. Из всех героев, каких порождала земля, нет выше Ричарда, и однако он меньше всех способен закончить дело освобождения Иерусалима. Поверьте моим словам, я еще не успею ступить ногой на свою землю, как Ричард Английский прекратит войну и заключит мир с Вами!

Речь Сослана оживила Саладина, и мрачные тени исчезли с его лица. Желая чем-либо отблагодарить его за доброе предсказание, он приказал невольнику подать свою лучшую саблю с прославленным дамасским клинком. Она была вся испещрена множеством всевозможных линий, показывавших, сколько потрудилась над ней рука оружейного мастера, а стальная рукоятка переливалась блеском драгоценных камней, среди которых сиял венок из алмазных роз.