Александра Воинова - Тамара и Давид

Этот простой вопрос смутил обоих рыцарей, так как они меньше всего думали о практической стороне дела, но Густав быстро справился.

— Об этом надлежало прежде всего думать тем, кто заинтересован в приобретении сего ценного заложника, — тоже не без иронии возразил он. — Мы не тратили, как известно, ни средств, ни времени на его поиски. Если вы приехали сюда без вооруженной стражи, то каким путем вы надеялись доставить его вашему императору?

— У нас есть вооруженный отряд императора Исаака, но на земле Саладина мы не имеем права прибегать к оружию. По моему мнению, можно лишь обманом заполучить его в свои руки, а дальше мы знаем, как с ним управиться.

— Твой ум, Лазарис, укажет нам лучший выход, чем мы могли бы придумать сами, — поощрительно произнес Густав, приунывший было при мысли, что это предприятие могло рухнуть вследствие его неосуществимости. — Скажи, что ты предложишь нам совместимое с нашим рыцарским духом и обычаями?

— Насколько мне известно, иверский посланник всецело занят мыслями, как получить свидание с султаном. Насколько я лично убедился, он уже вступил в сношения с одним из сарацинских эмиров, вероятно, в надежде получить через него доступ во дворец Саладина. Медлить нельзя, ибо иначе он ускользнет от вас, не нуждаясь больше в грамотах короля Филиппа.

— Правильные ты имеешь сведения, Лазарис? — недоверчиво спросил Густав, а Рауль вскричал:

— Я был уверен, что здесь кроется измена! Клянусь своим мечом, что изменник заслужил бы немедленной расправы, если бы ему не была уготована другая участь — стать заложником вашего императора, участь более горькая, чем сама смерть! Мы поставим в известность короля Филиппа и предостережем его на будущее время от излишнего доверия к чужеземцам.

В этот горячий момент ни Густаву, ни Раулю не пришло на ум, что мнимый Пуртиньяк не передал бы своих драгоценностей, если бы решил действовать самолично и завязал сношения с сарацинским эмиром. Они были объяты одним желанием — беспрепятственно завладеть драгоценностями и тем или иным путем избавиться от Пуртиньяка, который мог в любой момент потребовать свой ларец, а в случае отказа — обвинить их в краже и пожаловаться на них королю Филиппу. Густав прекрасно знал, что Филипп не миловал за такие поступки и жестоко расправлялся с теми, кто позорил честь и достоинство рыцаря.

В свою очередь, и Лазарис, озабоченный поимкой Сослана и не встречавший возражений со стороны рыцарей, был уверен, что речь идет именно о Сослане. Он черпал свою уверенность из того факта, что, если он видел вместе с Густавом его неразлучного спутника — Гагели, то, несомненно, и сам царевич находился в посольстве франков, скрытый в целях осторожности под — фамилией Пуртиньяк. Это недоумение ни одна сторона, ввиду щекотливости дела, не стремилась выяснить, и франки с горячностью заканчивали сговор с греком, торопясь получить деньги и уехать из Дамаска.

— Выслушайте мой совет и немедленно приведите его в исполнение, — сказал Лазарис, видя, что рыцари не были осведомлены о сношениях Сослана с эмиром, — постарайтесь сегодня же оповестить его, что ему назначено свидание с султаном. По обычаю, существующему на Востоке, к султану рыцари должны являться на свидание невооруженные, вверяя свою жизнь и безопасность его великодушию. Мы остановились близ дворца Саладина, нам представлены как посольству византийского императора пышные чертоги, где раньше размещались военачальники султана. Ничего не будет подозрительного в том, если вы уверите его, что в этих покоях он будет дожидаться приема и что его тайным ходом проведут к султану. Тому, кто доставит к нам иверского посланника, будет выдана тысяча динаров.

Густав поднялся и коротко промолвил:

— Все будет сделано, Лазарис, согласно твоим указаниям. Сообщи точно, куда его доставить.

Лазарис сделал необходимые пояснения, где и как в посольстве можно было найти его, и затем они распрощались, вполне довольные произведенной сделкой. Лазарис, уходя, предупредил их:

— Прошу вас случайно не обмолвиться о моем посещении. Помните, этот гордый ивериец немедленно скроется, и вы его нигде не найдете.

Дав клятву, что тайна будет соблюдена, Густав, простившись с греком, радостно потер руки и принялся расхаживать по комнате.

— В один день мы из бедных рыцарей превратились в знатных князей, которым могут позавидовать даже храмовники! Вот что получается, когда счастье соединяется с умом, а доблесть подчиняется рассудку!

Он достал ларец и хотел насладиться блеском драгоценностей, но Рауль, озабоченный предстоявшей отправкой Пуртиньяка, остановил его:

— Золото не уйдет от нас, а Пуртиньяк может скрыться, почуяв опасность, нависшую над его головой. От этого изменника следует скорее освободиться, так как он может предать нас сарацинам и разрушить все наши планы.

Густав вполне одобрил его благоразумное предостережение и велел немедленно позвать Пуртиньяка. Следуя точным указаниям Лазариса, он приветствовал его с отменной любезностью, тот остановился выжидательно возле стола; воцарилось непродолжительное молчание.

Франкские рыцари с интересом осматривали мнимого слугу, удивляясь, как они вначале не заметили его привлекательной и изящной наружности, горделивой осанки и всей благородной манеры держаться. Теперь все это настолько ярко бросалось им в глаза, что они окончательно уверились в правильности слов Лазариса и приняли Гагели за то лицо, которое искал император Исаак.

Рауль прервал молчание, которое могло показаться странным Пуртиньяку и, стараясь сохранить непринужденность и поддержать начатую игру, весело сказал:

— Ты можешь быть доволен! Желание твое исполнилось. Ты отправишься сейчас к Саладину и будешь иметь с ним свидание.

Гагели был так удивлен этим известием, что в первую минуту подумал, что это — шутка, придуманная рыцарями для своей забавы. Он молча посмотрел на Густава, который считался руководителем посольства, направленного к Саладину.

Найдя, что Рауль сделал это сообщение несколько преждевременно, Густав решил произвести небольшое испытание.

— Как добрый слуга ты получишь награду за свою верность. Но прежде чем отправить тебя к Саладину с письмом, нам необходимо знать подлинное твое имя. Иначе султан может счесть нас за обманщиков, а короля — введенным в заблуждение. Кто ты? И какому принадлежишь народу?

— Я от вас и не хочу скрывать, благородные рыцари, ни своего имени, ни происхождения. Меня зовут Гагели. Я принадлежу к знатному роду иверских дворян, верноподданный великой царицы Тамары.

— Напрасно ты раньше притворялся простачком, — не утерпел Рауль, который не мог забыть своего первого объяснения с ним, — если ты такой же рыцарь, как и мы, тебе не следовало обманывать нас, а объяснить честно, чтобы мы знали, с кем имеем дело. Особенно плохо то, что ты скрыл правду от короля Филиппа.