Александра Воинова - Тамара и Давид

После короткого молчания он сообщил тем же равнодушным тоном:

— Мы скоро уедем из Тира. Акра взята. Надо думать, султан будет разбит крестоносцами! По всей вероятности, чтобы не доставить торжества английскому королю, он передаст в наши руки древо креста. Поразмысли над всем этим, пока не поздно, и вызови сюда царевича. Иначе будешь проклинать себя за совершенную глупость.

Мурзуфл ушел, и по его распоряжению Гагели перевели в новое помещение, расположенное на другом конце города.

Гагели был сильно расстроен угрозой Мурзуфла, его сообщением о взятии Акры и, главное, о передаче креста в руки греков. Он живо представлял себе горе Давида, его страдания и боялся, что в одиночестве, не имея около себя друзей, он решится на отчаянный поступок и бросится на поединок с Мурзуфлом, чтобы отнять у него святыню. Печаль и тревога Гагели усиливались еще тем, что он не видел Мелхиседека и не знал ничего, что делалось при дворе султана. Спустя несколько дней, все греческое посольство вместе с отрядом телохранителей спешно отбыло из Дамаска, захватив с собою безоружного Гагели в качестве пленника. Проклиная свою злосчастную судьбу, он уехал с греками, решив бежать при первой же остановке, но осмотрев своих спутников, вдруг с удивлением увидел Мелхиседека, спокойно ехавшего невдалеке от него на прекрасном арабском коне в одежде греческого монаха. Вид его не внушал никому подозрений, напротив, как вскоре выяснил Гагели, он был принят за настоятеля одного из греческих монастырей в Сирии, и греки оказывали ему большое почтение.

На первой же остановке они обменялись условными знаками и в коротких осторожных намеках сообщили друг другу, что знали. Когда Мелхиседек узнал, что Мурзуфл видел Сослана, слезы потекли у него по лицу, и от глубокого волнения он не промолвил ни слова. У него появилась робкая, но светлая надежда вернуться на родину вместе с царевичем и избавиться от ужасов, пережитых в Палестине.

Однажды вечером, когда они спускались с гор на конях, поблизости раздался сильный шум от топота конских копыт, они были окружены всадниками в шлемах с закрытыми забралами, вооруженными мечами и дротиками. По внешнему облику это было рыцарское воинство, похожее на отряд крестоносцев.

Гагели обрадовался при мысли, что может через них получить свободу. Но, издали взглянув на Мелхиседека, он понял, что ошибся, так как вид того обнаруживал крайнюю печаль, растерянность и испуг. Один из всадников крикнул по-арабски:

— Говорите, кто вы? И как вы осмелились ступить на священную землю, где обитает владыка всех царей земных, Старец с горы!

Мурзуфл не оробел от этого грозного окрика и, смело подъехав к герольду, тихо стал ему что-то пояснять, а весь отряд стоял неподвижно. Мурзуфл своим объяснением, видимо, удовлетворил герольда, он больше не размахивал сердито дротиком и внимательно его слушал. После того, как они о чем-то сговорились, Мурзуфл отдал приказ передать пленного иверийца в руки герольда, а грекам — двигаться дальше. Прежде чем Гагели успел воспротивиться повелению Мурзуфла, его тесным кольцом окружили исмаэлиты, а герольд воскликнул:

— Следуй за мной, если хочешь сохранить жизнь!

Тогда Мелхиседек, еле живой от испуга и волнения, боясь потерять Гагели из вида, быстро отделился от греков и, подъехав к герольду, сказал ему по-арабски:

— Бери и меня, ибо это мой господин, и нельзя разлучаться с ним его рабу!

Герольд брезгливо посмотрел на монаха, как бы в нерешимости — исполнять его просьбу или нет, но Мурзуфл воскликнул:

— Так вот кем оказался этот презренный монах! За обман ему следовало бы оторвать голову!

Герольд, довольный произведенной сделкой, счел за лучшее взять сразу обоих иверийцев и, ловко повернув коня, коротко приказал своим исполнителям:

— Берите и слугу, и господина! Наш владыка не будет огорчен, увидев подобную добычу!

Вначале Гагели сильно упал духом от неожиданного пленения исмаэлитами, но близость Мелхиседека душевно его успокоила, и он перестал думать об опасности. В нем пробудился живой интерес к этой страшной секте. Он с нескрываемым любопытством следил за всадниками, с нетерпением ожидая увидеть жилище знаменитого Старца с горы, перед которым трепетала вся Европа и Азия!

Теперь они ехали вместе с Мелхиседеком и оживленно беседовали между собою, радуясь тому, что они, наконец, соединились, и могут совместно решить, как им поступать дальше.

— Что случилось с Мурзуфлом? — недоумевал Гагели, — вместо того, чтобы везти меня в Тир, а оттуда в Константинополь, он вдруг передал меня исмаэлитам? Что ты слышал? О чем они говорили?

— Говорили они непонятные вещи, — признался Мелхиседек, — я слышал только, как Мурзуфл сказал кому-то: «Все меняется. Из Иверии приехал посланец для свидания с исмаэлитами и просит передать им царевича. Царевича нет — замените его доверенным лицом». Но что они хотят делать с Вами — неизвестно.

— Пусть делают, что хотят. Сейчас важно другое. Кто этот посланец из Иверии? Единомышленник исмаэлитов? Ты больше ничего не слыхал о нем?

— Слыхать не слыхал, — что-то припоминая, тихо проговорил Мелхиседек, — а только думается мне, что это тот самый всадник, о котором мне еще в Иверии рассказывал Арчил.

И Мелхиседек сообщил Гагели про странную ночную встречу Арчила с таинственным рыцарем со шрамом, который потом исчез бесследно.

— Царица, видно, знала об этом, недаром, провожая нас, она предупредила, чтобы мы больше всего остерегались этих изуверов. А мы вот попали к ним в руки. С каким поручением приехал этот посланец из Иверии? Я не буду иметь покоя, не узнав об этом. — И затем, понизив голос, предупредил:

— Слушай, Мелхиседек! Не пробуй никого из них подкупать золотом, так как они беспрекословно подчиняются своему Старцу и умертвят любого, кого заподозрят в измене. Ни силой, ни подкупом с ними ничего не сделаешь!

— Лишь бы они не разлучили меня с Вами, — ответил Мелхиседек, — а вместе нам ничего не страшно!

— Будем ли мы с тобой врозь или вместе, помни твердо одно: эти люди не прощают ничего. Недругов уничтожают, за ошибку карают смертью. Сделай вид, что не понимаешь по-арабски, чтобы они могли свободно говорить при тебе. Я же притворюсь больным и буду просить, чтобы ты прислуживал мне, если они разместят нас отдельно. Про царевича не упоминай, чтобы они не вознамерились схватить его и убить. Не бегством надо спасаться от них, а разумом, склонив их к тому, чтобы сами выпустили нас из неволи.

Уговорившись таким образом, они успокоились, с надеждой взирая на будущее и одобряя друг друга веселыми и приятными речами.

Они ехали то угрюмыми ущельями, то поднимались на отвесные скалы, откуда при малейшей оплошности можно было упасть и разбиться, то скользили над пропастью, пробираясь по узким выступам, и Гагели заключил, что исмаэлиты нарочно вели их запутанными извилистыми тропинками, чтобы никто из пленников не мог запомнить дороги к неприступному жилищу их повелителя. Гагели и Мелхиседек, привыкшие к ущельям и непроходимым горам Иверии, однако, легко запоминали места, по которым они проезжали, иногда по отдельному выступу скалы определяя направление пути и весь привычный для их глаз рельеф местности. Они ехали долго, наконец, показался мрачный и уединенный замок, высившийся на крутой горе; невдалеке стояла цитадель, один из сильнейших когда-либо виденных Гагели. Вся эта крепость была окружена извне каменными, изнутри — медными стенами и башнями и являлась недоступной ни для проникновения неприятельских войск, ни для набега отважных храбрецов, любителей страшных приключений.