Юрий Тубольцев - Катон

Как только колонна выбралась за пределы обжитых окрестностей Кирены и углубилась в степь, постепенно вымиравшую в бесплодную пустыню, Катон, шедший, как всегда, пешком, переместился с почетного места предводителя легионов вперед и возглавил процессию. Рядом с ним находились только два ликтора, оставшиеся со времен его пропреторства в Сицилии. Когда-то их было шестеро, но один погиб под Диррахием, а трое сбежало после фарсальского поражения. С этого момента и до конца путешествия Катон шел впереди войска, и это было его единственной привилегией, во всем остальном он не отличался от простых солдат.

Помимо сложностей, обусловленных тяжелым климатом, пустыня была опасна людям своими постоянными обитателями - змеями и насекомыми. Поэтому римляне во всем проявляли осторожность и чуть ли не каждое действие согласовывали с псиллами. Те умели делать змей миролюбивыми, а в случае укуса ловко отсасывали яд. По виду и запаху раны они безошибочно определяли, кто ее нанес: аспид, дипсада, сепс или какая-либо другая змея, и применяли соответствующий случаю способ лечения. Уже в первый день псиллы спасли несколько солдат. А на ночь они обложили лагерь кострами, содержащими особые вещества, дым которых отвращал ползучих хищников. Все свои действия аборигены пустыни сопровождали сложными ритуалами с заговорами, причитаниями и песнопениями. После первого знакомства с пустыней это уже не казалось римлянам смешным обычаем варваров, и они взирали на сухопарых темных от жестокого солнца псиллов, колдующих над своими зельями, чуть ли не с благоговением. Особенно возрос их авторитет после того, как один обозный раб, пренебрегши наставлениями африканцев, вышел из лагеря, в темноте наступил на змею и скончался в страшных мучениях.

Зимою в пустыне было нежарко днем, а ночью вовсе холодно, гораздо холоднее, чем на побережье. Однако сухой жесткий воздух, будто состоящий из таких же песчинок, что были и под ногами, только более мелких, жег грудь и вызывал жажду не слабее, чем летний зной. Идти по зыбучим барханам было тяжело, дышать - тяжко, на зубах скрипел песок, он же вызывал зуд в носу, резь - в глазах. Пища ложилась в чрево грузом, но не добавляла сил, а вода почти не утоляла жажду. Однако, благодаря правильно построенной тактике и подготовленности экспедиции, штурм пустыни, этой плоской, но почти неодолимой цитадели природы проходил успешно. Войско благополучно продвигалось вперед и, по оценке Катона, уже преодолело треть пути, когда пустыня в союзе с другими стихиями внезапно перешла в контрнаступление.

Над Ливией разразилась буря. Боевым кличем вихрь пронесся над зыбкою равниной, и миллиарды песчинок, следуя его призыву, взмыли в воздух. Сумрачное небо потонуло в клубах песчаной пыли. Все стало грязно-желтым, непроницаемым для глаз, негодным для дыханья. Песок вырывался из-под ног и летел ввысь, чтобы затем спикировать с высоты и тысячью микроскопических, но злых стервятников уколоть в лицо. Ветер, вооружившись пылью, стегал людей наотмашь. Один порыв сменялся другим, и каждый казался сильнее прежнего. Не довольствуясь метанием горстей песка, ураган принес обломки где-то разрушенных жилищ и яростно бомбардировал ими непрошеных пришельцев. В разнузданной пляске буря вертелась волчком, смерчами землю рвала. У солдат оживали копья и устремлялись в небо, окованные тяжелой медью кожаные щиты обрывали державшие их ремни и воздушными змеями парили над головами своих владельцев. А те и сами едва не взлетали следом за ними на могучих крылах урагана.

Люди большей частью боролись со стихией вслепую: крепко зажмурив глаза, а кто-то и закрыв лицо руками. Но Катон не мог позволить себе защищаться таким способом. Его сутью как военачальника являлись его солдаты, и он должен был спасать их, а не свои глаза. Поэтому он метался среди рядов авангарда, вглядываясь в желтую пыль, и оказывал помощь тем, кто в ней нуждался. Когда ураган, еще более усилившись, стал сбивать людей с ног, нанося им ошеломляющие удары, Катон приказал всем лечь. Его команду услышало едва ли с десяток человек, а поняли и вовсе двое-трое. Однако каждый из них передал приказ, как эстафету, соседу, те - дальше, и вскоре все войско залегло в песок.

Местами ветер был так силен, что волочил за собою даже тех, кто лежал. Поэтому многие старались закопать в рыхлый грунт руки и ноги, как бы держась за землю. Катон поступил так же, но скоро обнаружил, что над ним образовался бархан. Его устрашила перспектива живьем похоронить солдат в таких могилах, потому он выбрался на поверхность и, перемещаясь вдоль залегшей колонны мелкими перебежками, падая и вставая вновь, начал поднимать людей, утопших в сыпучей трясине.

Когда гнев природы угас, иссякла злоба бури, и песок снова омертвел в недвижности, а сквозь слизь рваных серых туч бледной луною проглянуло зябкое зимнее солнце, выяснилось, что войско почти не понесло потерь, но, тем не менее, урон оказался велик. Ураган разогнал животных по пустыне и разбросал обоз, а псиллы покинули римлян в поисках более спокойной доли. Теперь войско располагало весьма скудным запасом продовольствия и питьевой воды, лишилось проводников и укротителей змей.

Борьба с бурей обессилила людей, а пришедшее следом затишье пробудило жажду. Природные стихии будто разом вымерли, пустыня оцепенела, и воздух, казалось, утратил свою животворную силу. Стало холодно и душно одновременно. Люди широко раскрывали рты, как выброшенные на берег рыбы, но не могли насытить грудь воздухом. Их лбы покрылись холодным потом, а затем сделались липкими от пота и тела. Вслед за неестественной потливостью наступила слабость. Солдаты садились на песок и отказывались идти дальше. Они посчитали, что пустыня, не добившись результата штурмом, прибегла к запретному оружию и поразила их неведомой болезнью. А те, кто еще держался на ногах, бросились к поредевшему обозу и принялись рьяно уничтожать остатки продовольствия и особенно - воды.

Катон пошел вдоль колонны, пытаясь навести порядок. Гнев против впав-ших в безволие людей мутил его разум, но он из последних сил старался помнить, что является философом. И, несмотря на то, что бушевавший над пустыней ураган, теперь, казалось, переместился к нему в душу, солдатам он предстал римским стоиком Катоном. Однако те были в таком отчаянии, что даже лицезрение этого неуязвимого для страхов и пороков, неподвластного стихиям и страстям морального Ахиллеса не могло пробудить в них волю к жизни. Хуже того, подобно некоторым животным, способным воспринимать лишь движущиеся объекты, они, увидев энергичного, заряженного на действие Катона, разительно отличающегося от них, обратили на него взор своего недовольства, и он в миг сделался у них виновником всех несчастий. Безвольные люди сопротивляются беде, взваливая ответственность на объект своей неприязни и влагая все силы в его поношение.