Юрий Тубольцев - Катон

- Ты, Порций, завел нас в эту гибельную местность! - упрекали солдаты Катона. - И теперь рыщешь меж жертв твоего упрямства, любуясь нашими страданиями!

- Помпей Великий и тот признал, что, проиграв генеральное сражение, нельзя продолжать войну. И это ясно всякому нормальному человеку! - откликались в гуще солдатских рядов.

- Ты один из всех римлян не согласился с итогом войны, - звучал новый выпад с другой стороны.

- Значит, остальные - не римляне, - отреагировал на это Катон.

- Ты, видно, никогда не смиришься с поражением, - продолжали свое "жертвы", - и нас хитроумными речами, своей ученой мудростью завлек на ги-бельный путь. Будь проклята твоя софистика и ты вместе с нею!

- Вы забыли сказать, что я наслал на вас ураган, - перебил эти причитания Катон, - и поделом вам: хоть так стряхнуть с вас плесень! А ты, Квинтилий, если бы не тратил пыл попусту, а направлял его на врага, если бы твой клич на поле боя был громче жалоб на привале, давно стал бы центурионом.

Солдат опешил, остальные ждали реакции заводилы, а Катон, пользуясь общим замешательством, продолжал:

- Итак, я вижу, что, вопреки вашим сетованиям на усталость, сил у вас еще много. Однако, как бы вы не извели их все на жалкие слова, а то останетесь здесь навечно на радость воронам и мухам. Вот кто тогда окажется вашим победителем. Пустыня не приемлет слабых.

Предоставив озадаченных легионеров размышлениям относительно сказанного, Катон пошел дальше, поднимая и теребя солдат. На своем пути он не раз отражал нападки недовольных, но все попытки бунтовать пресекал в зародыше.

Труднее всего ему пришлось у обоза, облепленного солдатами, как кусок гнилого мяса - мухами. Пока он разгонял этот рой, его не только проклинали и поносили на разные лады, но даже норовили ужалить кинжалами. Однако эти потуги поразить Катона закончились неудачей, как в прежние времена не удались подобные попытки головорезов Катилины, Клодия и Цезаря. Поэтому, когда Катон, преодолев сопротивление, ругань и кинжалы, пробился к самой большой бочке с водою, солдаты смутились и, налив полный ковш, предложили его победителю в качестве знака к примирению. Катон взял прохладную от драгоценной жидкости посудину, обвел окруживших его людей выразительным взглядом и по примеру Александра Македонского выплеснул воду на землю. "Катон не будет рабом своего чрева", - сказал он. На несколько мгновений образовалась лужа. И как сказал через сто лет поэт: "Все войско напоила эта лужа". Песок, словно поняв свою оплошность, мигом проглотил воду, не оставив на поверхности и капли, однако поздно: пустыня уже потерпела поражение от римлян. Рассказ о поступке вождя восхищенным шепотом прошелестел по всей колонне и разом излечил войско от апатии. Однако у пустыни были еще и другие средства для борьбы с пришельцами, и, затаившись на ночь, она готовила назавтра новую атаку.

Несмотря на всеобщую усталость и нервозность, Катон заставил солдат по примеру псиллов возвести вокруг лагеря заградительный костер. Но дымовых средств именно против змей у римлян не было, да и обычного горючего материала оказалось мало, ввиду чего эта мера не возымела желаемого действия. Авангард ползучей армии пустыни, шипя и шелестя песком, вторгся в расположение римлян задолго до рассвета. Сморенные усталостью люди не заметили этого нападения, и утро стало часом расплаты за беззаботный сон. Многие солдаты обнаружили на теле припухлости и маленькие ранки, иногда болезненные, иногда лишь вызывающие зуд. Однако с течением времени эти раны, словно ожив и превратившись в беспощадных хищников, росли и пожирали прилегающие ткани тела, обращая их в студенистую массу гнили, сочащуюся гноем и темной отравленной кровью. Одни люди от змеиных укусов разлагались заживо, другие распухали до невероятных размеров, третьих охватывал жар и душила неутолимая жажда. Однако во всех случаях итог был один: неестественная мучительная смерть, при виде которой у живых глаза лезли из орбит от ужаса.

Страх поразил войско, страх перед пресмыкающейся нечистью и прочими скрытыми коварствами пустыни. Люди готовы были умереть от укусов мух и вороньего карканья. Однако в полдень царский жезл у Страха перехватила другая владычица пустыни - высохшая до костей ведьма с большущими водянистыми глазами - Жажда. Змеи жалили тела людей, а жажда поражала их внутренности. Глотки сохли так, что люди испытывали чувство, будто их душат изнутри. Из последних сил они молили Катона о спасении. "Полжизни за глоток воды!" - кричали их глаза. У самого Марка тоже плыли радужные круги в мозгу и мутился рассудок от жажды. Но он ревностно охранял воду, всем, в том числе, и себе, отмеряя одну дозу, рассчитанную исходя из предполагаемой длительности пути. Причем сам он пил последним. Когда на пути попадался источник, его тут же брала в кольцо стража, и ликторы Катона наполняли животворной влагой посудины, а потом организованно раздавали ее страждущим. В другом случае воды не только не хватило бы на всех, но она повредила бы и тем, кому досталась бы, из-за неумеренности их аппетитов. Такой порядок позволял как-то противостоять жажде, но не уберег от другой беды. Один мутный ручеек оказался заразным, и многие солдаты заболели, остальных же охватила паника: в то время, как они умирали от жажды, выяснилось, что вожделенная вода тоже несет смерть! А виноват во всем, конечно же, Катон. "Ах, вот почему он пьет последним", - шипели распухшими языками сквозь потрескавшиеся губы те, у кого еще хватало сил на злобу.

Вдобавок ко всему, римляне заблудились, так как ураган уничтожил ориентиры, о которых им рассказывали аборигены. Оставалось надеяться найти дорогу по звездам, но, когда настала ночь, выяснилось, что небо здесь смещено относительно италийского, и точно определить по нему путь невозможно.

Войско оказалось на грани истощения своих физических и душевных сил. Это поняли не только ползучие, но и летучие обитатели пустыни, а потому над колонной теперь парила черная туча стервятников, зорко всматривающихся в ковыляющую по песку добычу. История существования этих потомков динозавров длительностью в миллионы веков сделала их мудрыми, поэтому они в отличие от людей не торопились, твердо зная, что пустыня не отпустит от себя этих двуногих бескрылых существ и рано или поздно бросит их на растерзание своей летучей стае.

Катон испытывал самое страшное для гордого человека чувство - чувство собственного бессилия перед обстоятельствами, перед судьбою. "Вот именно, перед судьбою, - повторил он последнюю фразу своих размышлений, - не пустыня и не Цезарь сражаются со мною, а сама судьба, единая для меня и Рима!" Он посмотрел на песчаную равнину, желтую днем и грязно-серую теперь, в вечерних сумерках, и увидел в ней свою судьбу. Она суха, холодна и недвижна, но ее зыбучие пески напичканы засевшими в норах и щелях змеями и скорпионами, а из недр сочится заразная вода. По ней тяжело идти, ноги топнут в песке, ветер заметает след, и сколько ни пройдешь, все равно будешь в пустыне; можно выкопать колодец, насыпать гору - ветер все сровняет и снова обратит в безликую равнину. Она скудна, но бесконечна. Здесь мало жизни, но много пространства, это господство пустоты, отрицающей смысл существования. Тут не на что смотреть и не к чему стремиться, и если взору вдруг предстанет прекрасная картина, то это будет всего лишь мираж. Однако коварная судьба, пользуясь ограниченностью человеческих чувств, очерчивает жертву кругом, за пределы которого та не может заглянуть, и, указывая на линию горизонта, вкрадчиво шепчет: "Там будущее..." Жертве в роскошных красках видятся сады, фонтаны и цветы. "Вперед, - пряча ехидную усмешку, призывает судьба, - иди к прекрасной цели, проявляй настойчивость, ищи счастья впереди!" И тут же в сторону с брезгливостью бросает: "Я ж тебя по кругу поведу!" И вот человек, обманутый приманкой загоризонтной цели, топчет песок, рвется в даль, но, сколько ни идет, видит вокруг все ту же пустыню, а перед собою - недосягаемую линию, где небо сходится с землею. Прозревая коварство судьбы, он в отчаянии падает на землю, презирает себя за доверчивость и проклинает жизнь. Но всевластная госпожа насмешливо взирает на его корчи. Она вливает человеку в приоткрытый от жажды рот ароматного розового вина, и, захмелев надеждой, он снова ковыляет к горизонту, теряя силы и таланты, теряя годы, а когда отказывают ноги, продолжает карабкаться вперед ползком, ковыряет песок руками, время от времени для возбужденья сил отхлебывая волшебного напитка из бокала судьбы. И, лишь когда бокал испит до дна, он убеждается, что в нем была не амброзия, а обычная вода, бесцветная вода в розовом бокале. Его путь закончен. Он видит себя посреди пустыни, окруженным змеями и скорпионами, слышит карканье ворон и клекот грифов, слетевшихся по его душу, он чув-ствует бессилие и все ту же неутоленную жажду.