Алексей Ракитин - Убийство на Знаменской

Не прошло и минуты, как на лестницах выше и ниже третьего этажа встали полицейские в форме, пара филёров тем временем перекрыла чёрную лестницу. В нужную дверь постучал Агафон Иванов, подле него стоял дворник, которому предстояло разговаривать.

На стук вышла кухарка. Она безропотно пустила в квартиру вереницу мужчин и тут же скрылась за кухонной дверью, куда её увлёк один из полицейских. Константин Владимирович Чижевский, сидевший в кресле в небольшой комнатке, служившей ему кабинетом, был, видимо, немало поражён видом полицейских и прокурорских мундиров, обладатели которых неожиданно появились перед ним на пороге. Отложив в сторону газету, он поднялся со своего места и, дождавшись, пока в комнату войдут все желающие, спросил:

— Я не спрашиваю, кто вы такие, поскольку вижу ваши мундиры, господа. Но я хотел бы знать, что вы здесь делаете?

В наступившей тишине голос Чижевского прозвучал неожиданно громко и строго. Для человека, оказавшегося в столь необычной ситуации, он держал себя на удивление спокойно. Уже сказанного было достаточно, чтобы понять — этот человек имеет характер чрезвычайно выдержанный. Перед ним стояли четверо полицейских в форме — в шинелях, фуражках, при палашах и револьверах, прокурорские следователь и делопроизводитель, три сыскных агента, наконец, начальник Сыскной полиции собственной персоной.

Именно Путилин и заговорил. Как лицо, имевшее высший чин, он шагнул к столу и, встав напротив Чижевского, пронзительно посмотрел ему в глаза.

— Знаете ли вы, кто я? — спросил начальник Сыскной полиции.

— Не имею чести…

— Я действительный тайный советник Путилин. Зовут меня Иван Дмитриевич. Я возглавляю Сыскную полицию при Градоначальстве Санкт-Петербурга. Теперь представьтесь, пожалуйста, вы.

— Чижевский Константин Владимирович, потомственный дворянин, старший мастер кузнечно-прессового цеха «Обуховского сталелитейного завода».

— Почему вы не на работе?

— С пятнадцатого августа у меня расчёт. А не на работе я потому, что имею отгулы в счёт отработанных прежде авралов. Вот я их и гуляю перед увольнением.

— Так много отгулов? — удивился Путилин.

— Отгулов не много, авралов было много, — довольно язвительно ответил Чижевский.

— Что вы делали и где были в ночь с шестого на седьмое августа сего года?

— Я обязан отвечать?

— В ваших интересах ответить не только исчерпывающе, но и правдиво.

— Не вижу ни одной причины, по которой я должен это делать. Уж извините, — Чижевский развёл руки в стороны, — при всём моём уважении к вашему высокому званию…

В глазах Путилина появилось злобно-хищническое выражение. Он привык видеть страх и оторопь оппонента, ненависть или трепет, но подобное пренебрежение, видимо, глубоко задело начальника Сыскной полиции.

— Что ж, господин Чижевский, вы хотите получить урок юридической грамотности… и вы его получите. Господин следователь, — Путилин оборотился к Грибанову, — предъявите господину Чижевскому ордер на обыск занимаемого им жилого помещения.

Пока подозреваемый читал поданную ему бумагу, Путилин не сводил с него взгляда, покачиваясь с носка на пятку. Едва только Чижевский вернул ордер товарищу прокурора, начальник Сыскной полиции заговорил быстро и уверенно:

— В прочитанном вами ордере указано, что именно прокуратура будет искать в вашей квартире. Вы можете добровольно выдать эти вещи, и данное обстоятельство будет расцениваться как сотрудничество со следствием. Речь идёт, напомню, о любом окровавленном белье, о трости с потайным клинком и, наконец, о сторублёвой банкноте с указанным в ордере номером.

— Окровавленного белья в моём доме нет, — спокойно заговорил Чижевский. — Трость стоит в прихожей. Что касается сторублёвки, то я никогда не имел обыкновения запоминать номера купюр. Поэтому не знаю, есть ли у меня таковая.

— Кто стирает ваше бельё? Фамилия и адрес!

— Юганова Екатерина… отчества, уж простите, не знаю. Проживает тут же, в доме Бахметьева, во флигеле во дворе.

— Когда вы последний раз отдавали ей бельё? Учтите, мы обязательно проверим!

— М-м, — покивал Чижевский и не без сарказма ответил. — Я уже понял, что вы обязательно проверите. Бельё последний раз было отдано ей третьего дня, то есть… то есть шестого августа.

— Хорошо, я понял вашу линию, — Путилин повернулся к стоявшим позади него людям. — Господа, приступаем к обыску. Приглашайте понятых; Агафон, давай живенько отыщи-ка прачку; в общем, поехали, господа, это надолго. А вы, господин Чижевский, выходите из-за стола, садитесь-ка на стульчик посреди комнаты! Продолжим нашу презанятную беседу…

Гаевский стремглав бросился в прихожую: за вешалкой действительно стояла трость, скрытая от глаз полой длинного пальто песочного цвета. Трость выглядела добротной, её без преувеличения можно было назвать вещью благородного человека: рукоять в форме львиной головы с развевающейся гривой, чёрные бусинки-глаза, четыре латунных кольца в верхней части, аккуратные буквы SHCAFF — всё в точности, как на эскизе филёра. Взяв её в руки, Владислав повернул нижнюю часть трости относительно верхней на 180 градусов против часовой стрелки: по линии разреза одного из колец показалась щель, в которой блеснула холодная сталь клинка. Владислав развёл руки в стороны и увидел пугающего вида оружие куда длиннее морского кортика, кинжала или охотничьего ножа, хотя и короче палаша. Обоюдоострым отполированным клинком дюймовой ширины можно было одинаково хорошо и солнечные зайчики пускать, и животы резать. Подойдя к окну, сыщик самым внимательным образом изучил лезвие, особенно возле рукояти — в этом месте очень часто остаётся засохшая кровь, особенно в тех случаях, когда оружие не очень тщательно отмыли. Несмотря на всё желание найти хоть что-то подозрительное, Владислав был вынужден признать, что клинок находится в идеальном состоянии и никоим образом не уличает своего владельца в совершении убийства.

Владислав принёс трость Путилину, который, прервав на минуту разговор с Чижевским, лично осмотрел её. Подобно Гаевскому он встал перед окном и самым тщательным образом изучил клинок с обеих сторон. Никак не выказав неудовольствия результатом, Путилин собрал трость и отдал её следователю.

— Скажите, господин Чижевский, а почему вы увольняетесь с завода? — поинтересовался он.

Вопрос этот, никак не вязавшийся с предыдущим разговором, как будто бы озадачил подозреваемого.

— Потому что государство полностью выкупает у частных акционеров их доли, и «Обуховский сталелитейный завод» превращается в полностью казённое предприятие. Соответственно происходит изменение штатов. Для меня сие означает потерю работы.