Юрий Тубольцев - Тиберий

Запутавшийся в своих амбициях и долгах Либон представлялся легкой добычей, потому он и пробудил аппетит у целой своры обвинителей. После непродолжительной, но злобной грызни эти убийцы репутаций и пожиратели чужих состояний вдруг опомнились и разом посмотрели на принцепса. Тот сохранял видимость спокойствия небожителя, взирающего с заоблачных высот на суету неразумных существ. Однако для заряженных разрушительной энергией обитателей курии его натужное бесстрастие было подобно тишине снежного ущелья, готового обрушиться лавиной в ответ на робкий шепот. В наступившей паузе Кат, как зачинщик всей склоки, решил, наконец-то, выступить перед принцепсом и сделал шаг вперед. Но, взглянув в большие глаза Тиберия, он испытал чувство, будто перед ним пугающей чернотою разверзлось жерло вулкана, и отшатнулся с видом, едва ли не более жалким, чем у Либона. Воспользовавшись его заминкой, слово взял Вибий Серен. Этот имел опыт выступлений даже перед божественным Августом; а вот станет ли богом Тиберий — пока не известно, поэтому Вибий находил, что робеть перед ним преждевременно. Следом за первым выговорились и остальные обвинители. В их речах "важное и ужасное госу-дарственное дело" наконец-то предстало вниманию истомленного ожиданием зала.

Следствие установило, что во время развеселых попоек Скрибоний Либон клялся проституткам стать достойным потомком Помпея Великого и требовал от них бесплатной любви на правах будущего героя, что не раз с удовольствием выслушивал от предсказателей пророчества о своем грядущем могуществе и богатстве, а однажды даже специально запросил мага, сможет ли он когда-нибудь покрыть деньгами всю Аппиеву дорогу от Капенских ворот до Брундизия. Перечень свидетельств крамольного настроения подсудимого был весьма длинен и вполне соответствовал амбициям четырех обвинителей. Но самой тяжкой уликой было письмо, где против имен принцепса и членов его семьи стояли магические знаки, призванные навести порчу.

Тиберий был знаком с примерами подобного колдовства, и злая проделка испорченного юнца всерьез возмутила его. Однако Либон поклялся, что эти знаки сделаны не им. Кто-то предложил допросить его рабов с пристрастием. Дознания с пытками нередко применялись в римских судах по отношению к рабам, но в данном случае такая мера не допускалась. Было запрещено пытками вырывать у рабов показания против их хозяев. Тогда Тиберий подал государственным чиновникам идею выкупить этих свидетелей у Либона и таким образом обойти запрет. В связи с этим дело было отложено.

Вечером Либон прислал к принцепсу родственника с просьбой о прощении. Тиберий, демонстрируя свое невмешательство в ход дела, велел передать прошение в сенат. Однако молодой человек пал духом и отказался от борьбы. Он собрал пиршество, чтобы забыться в веселье. Между тем его дом окружили преторианцы — это усердствовал Элий Сеян. Нагрузившись вином и яствами, Либон покончил с собой.

Все это произвело дурное впечатление на Тиберия. Ему было досадно, что человек, которому он уделил столько внимания, оказался пустым тщеславным ничтожеством. В то же время он был разочарован поверхностным разбирательством дела. Суть преступления оказалась нераскрытой, не были выявлены сообщники и их конкретные планы. Тиберий оставался при мнении, что Либон являлся марионеткой в руках настоящих заговорщиков, а многочисленные обвинители вели процесс так, словно хотели скрыть корни заговора. Они просто затравили безвольного человека, устранили его с пути и таким образом замели все следы.

Но в одном вопросе польза от этого расследования была несомненной. Тиберий вынес из него твердое убеждение о вредоносном характере распространившихся в Риме чужеземных культов и магии. Поэтому он решил продолжить разбирательство дела, надеясь докопаться до сердцевины этой мафии. Кроме того, самоубийство Либона могло вызвать в народе новую волну ненависти к властям. Оно допускало две трактовки: раскаянье виновного либо отчаянье, протест невинного. Очевидно, что недоброжелательное к принцепсу общественное мнение склонится ко второй из них, и молва вновь выставит Тиберия чудовищем.

Собрав на следующий день Курию, принцепс сказал, что очень сожалеет о трагическом событии, поскольку имел намерение сохранить жизнь подсудимому, сколь бы виновен тот ни был. В доказательство своего благорасположения к Либону Тиберий напомнил о том, как, будучи оповещен о заговоре, он предпринимал неоднократные попытки добрым отношением освободить его от злостных замыслов.

— Но мы с вами, отцы-сенаторы, судим здесь не какое-то лицо, а сам порок, поразивший наше общество. Конкретными преступниками занимаются преторы, но наша задача — не устранить отравленный плод, а выкорчевать сами корни древа зла. Поэтому я полагаю целе-сообразным продолжить процесс.

Сенаторы изобразили восторг и пропели дифирамбы принци-пиальности своего лидера, а консулы, конечно же, постановили возобновить дело.

Вновь пугали воздух речи обвинителей, лепетали нечто бессвязное свидетели, вопили истязаемые рабы. В конце концов покойный Либон был признан виновным по статье об оскорблении величия римского народа и приговорен к смерти. Так государство как бы узаконило его самоубийство. Итогом же стал раздел конфискованного имущества осужденного между обвинителями. Много потрудившийся Фирмий Кат ныне овладел золотыми кубками друга, из которых совсем недавно пил с ним ароматное вино. Кому не хватило драгметаллов, тот получил претуру, обещанную ранее Либону. А сенаторы, оказавшиеся в этой битве в роли рядовых бойцов, сделали заявку на моральные призы, раз уж не досталось материальных. Так, Котта Мессалин вынес пред-ложение, чтобы впредь на похоронах родственников Либона его изображение не допускалось к участию в торжественном шествии — мера, означавшая проклятие в веках. Гней Лентул подверг анафеме имя несчастного злодея, потребовав изъять его из употребления в роде Скрибониев. Помпоний Флакк выдвинул идею возблагодарить богов за счастливое избавление государства от ужасной напасти, и сенат постановил провести благодарственные молебствия с подношениями даров Юпитеру и Марсу. Всегда активный Азиний Галл не растерялся и после того, как оказались разобраны традиционные меры проклятия памяти неугодного усопшего. Он догадался сделать день самоубийства Либона государственным праздником. За это на Азиния набросились сразу трое сенаторов и едва не побили его, так как он якобы украл плодотворную мысль о праздновании дня самоубийства у них. Вот где проявилось единодушие сената!

Принцепс не противился этой шумихе, полагая полезным для своей репутации, чтобы сенаторы взвалили на себя груз ответственности за все происходящее. Однако он добился исполнения собственного замысла: сенат постановил изгнать из Италии астрологов и магов. Наиболее деятельных даже казнили. По вопросу борьбы с засильем восточных культов и религий было решено провести дополнительное следствие.