Юрий Тубольцев - Тиберий

— Жест с наглядным пособием — новое слово в ораторском искусстве! — отметил Мессалин, возлежащий на центральном ложе, но на почтительном расстоянии от принцепса.

— Да, смазливая девчушка своими округлостями придала убедительности твоему высказыванию, Пизон, — согласился Корнелий Косс.

— Символично, — усмехнувшись, сказал Тиберий, — что после всего сделанного на государственном поприще сфера моих интересов сжалась до вашего "наглядного пособия" и опустилась ниже женского пупка.

Окружающие подобострастно захихикали.

— По этому поводу тост! — воскликнул, приподнявшись на локте с кубком в другой руке, Луций Пизон. — В женских низинах поэты обретают высокий творческий дух. Так пусть же и государственные мужи почерпнут в этом вечном источнике обновления вдохновение для создания нового законодательства!

— Замечательно! — крикнули все в один голос, за исключением принцепса, и опрокинули кубки, вкусив освежающий дар Фалернской долины.

— Даже новые законы не омолодят застаревшее государство, — с кислой претензией на шутку произнес Тиберий.

— Ты, Цезарь, забыл, за что мы пили? Будем искать спасения там же: устарели эти люди, родим других для твоих новых законов!

— Запросто! — подтвердили сразу несколько великовозрастных молодцов, готовых хоть сейчас заняться воспроизводством населения.

Тиберий подумал, что люди рождаются дважды: первый раз — женщиной, а второй — обществом, которое всех подводит под свой стандарт. Но оптимистичная наивность друзей все равно подняла ему настроение, и он повеселел.

Еще совсем недавно Тиберий жестко критиковал Цестия Галла в сенате за слишком развеселые пиры. По всему городу ходили легенды о его изысках в области обжорства и разврата, об эффектном симбиозе двух составляющих обывательского счастья. Принцепс счел своим долгом воззвать к уснувшей совести сенатора. Особенно его возмутило то, что на пирах у этого господина прислуживали длинноногие рабыни исключительно в наряде природной красоты. Он долго громил римским красноречием оголтелую чувственность Цестия, а теперь вдруг сам напросился к нему на пир и попросил, чтобы тот ни в чем не отклонялся от традиций своего застолья.

Первая фаза обеда близилась к завершению. На столе еще оставалось немало устриц, мидий, морских ежей, а горки грибов и овощного салата были лишь разворошены. Однако все это потеряло первоначальную эстетичную форму, приданную блюдам художественными стараниями повара, и напоминало многочисленное, но потрепанное войско после стремительной атаки летучих парфян. Естественно, такое хаотическое состояние стола оскорбляло изысканный вкус аристократической публики, да и острые приправы, которыми были сдобрены Нептуновы дары, горячили аппетит и звали гостей навстречу новым гастрономическим приключениям, поэтому хозяин велел перейти ко второму этапу обеденного распорядка.

Красивые служанки в коротких туниках проворно подхватили стол и унесли его прямо с остатками трапезы, а на его место поставили другой, пока еще пустой. Они же выдали гостям новые полотенца и накидки на плечи. При этом девушки улыбались и все действия выполняли играючи, словно танцуя вокруг развалившихся на ложах пожилых грузных мужчин.

Эти перемены пока не затронули второй группы участников обеденного шоу. В богато отделанном мраморном зале, украшенном многочисленными скульптурами, изображавшими мускулистых героев греческих мифов, фресками и картинами эротического содержания также на эллинские сюжеты, располагалось два триклиния, обращенных друг к другу открытой стороной.

Римский триклиний представлял собою три трехместных ложа, составленных в виде буквы "п", между которыми размещался небольшой столик. Ложа были слегка наклонными и возвышались в направлении стола, их покрывали многочисленные ковры и накидки, места отделялись подушками. В то время в моду вошли большие полукруглые ложа, объединявшие собою классическую тройную группу, но Цестий предпочитал древний вариант триклиния, однако в современном роскошном оформлении, так как, по его мнению, это позволяло избежать тесноты и более четко соблюдать иерархию гостей при распределении мест. Но столики в дань моде были овальными. Таким образом, и здесь проявил себя господствующий стиль той эпохи — эклектика, владевшая умами и управлявшая вкусами тогдашних римлян. Противоречия политического строя, смешавшего несов-местимые республиканские и монархические формы правления, спроецировались в людское сознание и выразились в эклектической культуре, особенно в жизни знати и богачей.

В первом триклинии возлежали хозяин, принцепс, Пизон и другие выдающиеся гости. Во втором, расположенном напротив, рассыпалась по ложам более бледная публика, и не только потому, что пила худшее вино, чем то, которое румянило щеки нобилей, а из-за своей недостаточной знатности. Здесь были клиенты, предприниматели и богатейшие откупщики, своей звонкой деятельностью поддер-живающие материальное благополучие дома Цестия Галла, в то время как он обеспечивал государственное прикрытие их смелым авантюрам. Эти весьма решительные в других условиях люди здесь вели себя тихо, робко прикасались к вину, стараясь создать миф о своей скромности, зато много ели. Плотно набитые рты также способствовали их немногословности и помогали им изображать почтительных слушателей, внимающих мудрым речам, доносящимся из господского триклиния.

Вокруг этих лож стояли художественно выполненные столики и этажерки, используемые рабынями в качестве промежуточных пунктов при сервировке основных обеденных столов. Поодаль, в полумраке, разместился оркестр, наполняющий атмосферу пиршества романтикой чарующих мелодий. Распорядителем, против всяких правил, выступала женщина, что являлось экстравагантной находкой Цестия, изюминкой, придававшей действу особый колорит.

Многие критиковали старого развратника за пристрастие к хорошеньким женщинам. Восхищаться красотой тогда считалось дурным вкусом, представлялось чем-то тривиальным, простона-родным. Цестия упрекали в том, что он отводит рабыням слишком большую роль в организации своих увеселительных мероприятий. Впрочем, он увлекался и почтенными матронами, а также их дочками, которые нередко служили пикантным десертом на его пирах. Тиберию же нравилось наблюдать за пригожей расторопной девицей лет двадцати восьми, артистически дирижирующей ансамблем порхающих служанок. Это казалось ему гораздо приятнее, чем постоянно зреть перед собою хитрую физиономию угодливого раба, непрестанно кривляющегося в стараниях предупредить любое желание хозяина и знатных гостей.