Юрий Тубольцев - Тиберий

Вначале красотка выглядела весьма скромно в длинном одеянии, ручьями складок живописно струящемся до пола и как бы являвшемся продолжением ее роскошных распущенных волос. Потом она стала поддергивать повыше подол своей мантии, мешающей ей вертеться во все стороны при выдаче указаний служанкам. А в какой-то момент с ее левого плеча упала туника, и на волю жизнерадостно выпрыгнула безупречно округлая грудь. Девица тут же отправила ее обратно за кулисы, спрятав за занавесью возвращенной на место туники. Потом этот трюк повторялся неоднократно, причем гости заметили, что прелестная грудь ловкой шалуньи смело покидала свое укрытие всякий раз, когда хозяин произносил тост и опрокидывал кубок. А при второй смене блюд распорядительница и сама сменила облик, сбросив длинное одеяние и оставшись в диковинном наряде, сотканном из множества лоскутов белой и кое-где пурпурной ткани. При движениях лоскуты то там, то здесь вспархивали группами, как воробьиная стайка, и обнажали тело. Так эта искусительница не только руководила обслугой пира, но и управляла взглядами главных участников действа, возбуждая в них голодный блеск.

Тем временем на борьбу с аппетитом пирующих были брошены основные ресурсы кухни. Прелестные рабыни водрузили на стол трехэтажный поднос, выполненный столь художественно, что это ювелирное произведение искусства на равных конкурировало с творчеством самой природы, создавшей девушек, внесших его. На первом этаже красовался поджаренный кабан. Царь дубовой умбрийской рощи, массивно возвышался над свитой лесной челяди: зайцами, утками, куропатками, двумя дроздами и одним жирным тетеревом. Все это лоснилось в потоках ароматных приправ, своих для каждой зверушки. На втором этаже обосновалась мурена, плавающая в широкой ладье, заполненной соусом. Рядом с некогда грозной хищницей бесстрастно булькали вареные раки. Каким-то образом в посудине было организовано круговое течение, и раки хороводом кружились вокруг статичной, лишь слегка покачивающейся рыбины. А на самом верху вздымались египетские пирамиды, сложенные из румяных пирожков. У их основания расстилалась отнюдь не пустыня, а красно-желто-зеленая роща из всевозможных овощей и съедобных трав.

По мере того, как взгляды восхищенных гостей совершали путешествие по благодатным этажам удивительного подноса, хозяин с пафосом комментировал предстающее им зрелище.

— Кабана мои охотники выследили в Умбрии и завалили его, только убедившись, что он действительно откормился желудями, — говорил Цестий таким тоном, словно вещал о победе над Карфагеном. — А вот лаврентийские кабаны, питающиеся болотной растительностью, грубы на вкус, да и, сказать по правде, вообще вкуса не имеют. Так, Лилия? — обратился он к распорядительнице.

— Должна согласиться с тобою, господин, однако отмечу, что иногда и болота порождают нечто замечательное, например, лилии, — бойко отреагировала красотка и, совершив пируэт, в плавном кружении позволила гостям запустить оценивающий взгляд под свои волшебные лепестки.

У всех мужчин кровь горячей энергетической волной хлынула от желудка вниз, и они согласились, что эта Лилия гораздо соблазнительнее лесного кабана.

— Однако, — вновь открыла накрашенные уста прелестная эрудитка, — самый нежный вкус у луканского кабана, заваленного при южном ветре. Обязательно, при южном! — подчеркнула она и смешливо улыбнулась.

Гости так и не поняли, говорит ли она всерьез или пародирует модные гурманские изыски.

— Мурена поймана с икрой, — тем временем продолжил экскурсию по многоэтажным яствам Цестий. — Выметав икру, она во многом утратит и вкусовые качества. А вот пирожки у меня печет специальный умелец. Он всю жизнь изучает эту область кулинарии и, признаюсь вам, стал настоящим кудесником. Им изобретено множество новых, диковинных сортов пирожков.

Комментариям подверглись и зайцы, и птицы, и салаты; отдельная глава была посвящена соусам. Когда лекция подошла к завершению, к столу подступил коренастый раб с голым мускулистым торсом, лоснящимся от оливкового масла, как у атлетов. Девушки прислуги лебединой стайкой последовали за ним, боязливо, но заинтересованно поглядывая на игру крепких мышц. Одна из них поднесла ему кривую секиру, какими орудовали в степях свирепые кочевники. Он взял оружие, не глядя на девушку, и с ненавистью воззрился на кабана. В следующее мгновение секира уже кромсала жареную тушу несчастного животного, подвергшегося жестокой посмертной казни. Тут же по броскому жесту распорядительницы Лилии оркестр громко заиграл воинственный марш. Девушки заплясали перед ложами. Танцуя, они подхватывали отлетающие под ударами секиры куски мяса, укладывали их в серебряные посудины и разносили гостям.

При всей размашистости, резкости и видимой грубости движений, рубильщик действовал очень расчетливо и точно. Осколки костей и жирные брызги мяса летели только в свободное пространство. Ни одна капля не запачкала гостей. А за спиной этого умельца, приплясывая, вертелась распорядительница с таким энтузиазмом, что казалось, будто именно она заряжает всех этих людей энергией, будто она питает звуками оркестр и вдохновляет могучего мясника на расправу с кабаньей тушей. Ее игривые лоскутки уже не вспархивали, как раньше, отмечая отдельные движенья, теперь они непрестанно кружились, образуя вокруг оголенного тела несколько колец. Казалось, что нагая красотка парит в облаках воздушной ткани. При этом она не упускала из виду ни одной мелочи и споро дирижировала своею когортой, поддерживая порядок в зале.

Но вдруг рубильщик сделал неловкое движение, и шматок рваного мяса, стартовав из-под лезвия его инструмента, неопрятной гроздью повис на груди самой симпатичной из рабынь. Рубильщик без смущения схватил взвизгнувшую девушку за грудь и, делая вид, будто счищает свои огрехи, сорвал с нее верх туники. Под его рукой одеяние рабыни подозрительно легко разделилось на две части. Девушка, разрумянившись от приятного стыда, схватила себя за прыгающие мячики и слегка согнулась, пряча оголившиеся тайники своих красот от жадных посягательств публики. Но при этом она слишком заманчиво округлила другие достоинства девичьей фигуры. Последовал очередной взмах безжалостной секиры, и кабан выстрелил косным мозгом, который кляксой прилип к тунике девушки в месте пересечения всех мужских взглядов. Раб с деловитой невозмутимостью огромной ладонью обхватил выпуклое место попавшей под обстрел девицы и сорвал с нее последнюю одежду.

Женский визг потонул в торжествующем реве гостей. Могучий раб подхватил девушку на руки и закружил в эротическом танце, развеявшем последние иллюзии, будто ей удастся что-либо утаить от нескромных взглядов развеселившейся публики. Остальные служанки, как бы страшась участи стать добычей коварного мясника, сами сбросили туники и пустились в пляс вслед за солирующей парой. Правда, на них все же остались набедренные повязки, иногда скрывавшие женские прелести и создававшие вокруг них атмосферу заманчивой тайны. Но при этом девушки не забывали своих основных обязанностей: одарив гостей мясом, они украсили стол сосудами с вином нескольких сортов и, наполняя кубки, обносили ложа в соответствии с указаниями распорядительницы. Раб — гроза жареной дичи и радость танцовщиц — незаметно отступил на задний план, а потом и вовсе удалился.