Владимир Голяховский - Крушение надежд

— А потом вы должны каблуком разбить на полу стакан. Звук разбиваемого стакана символизирует разрушение, наводит на воспоминания о древнем разрушенном храме Соломоновом.

Моня поразился:

— До чего много древних традиций!

— Это потому, что мы, евреи, древний народ.

Моня проводил раввина до ворот. Раиса Марковна притаилась за дверью и вышла, как только раввин ушел.

— Ой, Монечка мой, я почти все слышала. Я такая радая, что у тебе будет настоящая еврейская свадьба.

Моня не зря предупреждал раввина об осторожности, по Малаховке ходили слухи об аресте известного всем Пети Ордера, говорили, что его судят в группе других валютчиков. Всем было жалко такого приятного человека и его красавицу жену.

Валютный черный рынок процветал в Москве и крупных городах с конца 1950-х годов, когда стали приезжать иностранцы и советские люди стали ездить в западные страны в командировки и в качестве туристов. В Москве валютчики базировались на улице Горького (на их языке она называлась Плешка). Они обменивали у иностранцев доллары, британские фунты и французские франки на рубли, давая им в пять — десять раз больше официального курс обмена. Эти фарцовщики были мелкими сошками крупного предприятия, их называли «бегунки» или «рысаки». Собранный улов они передавали «шефам», а те, в свою очередь, «купцам». Один из них и был Петя Ордер из Малаховки, картежный приятель Мони. С ним вместе арестовали Яна Рокотова, по кличке Ян Косой. При обыске у него нашли девятнадцать тысяч долларов, тысячи французских и бельгийских франков и 1524 золотые монеты. Были арестованы Владислав Файбышенко, по кличке Великий, и Дмитрий Яковлев, по прозвищу Дим Димыч.

По настоянию Хрущева прокуратура приговорила их к смертной казни. Это никак не соответствовало принятой судебной практике, но Хрущев пригрозил генеральному прокурору Руденко:

— Не думайте, что ваша должность пожизненна.

И Руденко «подвел» их под расстрел.

Теперь жена Пети Ордера пыталась спасти мужа, добиваясь за большие взятки приема у высоких начальников.

Моня, расстроенный арестом Пети Ордера и пораженный предложением раввина, пришел к Алеше, и тот впервые увидел друга подавленным и смущенным.

— Алешка, я к тебе с великой просьбой.

— Проиграл в преферанс? Сколько?

— Нет, я не проигрываю. Но одного из моих картежных партеров арестовали за валютные дела. И ко мне приходили. Придется на время перестать играть.

— Что-нибудь опасное для тебя?

— Нет, я не замешан. Но другое дело вмешалось. Хочу просить тебя быть свидетелем на моей свадьбе.

— Что?! Новая хохма?

— Нет, это серьезно.

— Серьезно? Если серьезно, то почему не рассказывал?

— Не рассказывал, потому что сам не знал, — оправдывался Моня.

— Чего ты не знал?

— Не знал, что она забеременела.

— Ах, вот как… Так кто она?

— Ты ее знаешь. Лора Гуревич, докторша из пятидесятой, подруга Маргариты.

— Лора? Что ж, Монька, сочувствую и поздравляю. Приятная дама.

— Баба ничего, только попа толстовата, еврейская попа, недосмотрел.

Алеша рассмеялся:

— A длина бедра как?

— Ну не такая, как у тех блядей, но подходящая. Понимаешь, бабы бывают двух типов: которые берут верхом — это красавицы — и которые берут низом — толстозадые. Мне досталась как раз такая.

— Как же это произошло?

— После той вечеринки у Маргариты, когда вы отвезли меня пьяного, Лора осталась со мной. Вот спьяну я и не рассмотрел, какая попа. Ну не бросать же мне ее с ребенком.

Алеша даже разволновался:

— Трудно представить себе Моню Генделя степенным женатым человеком.

Моня усмехнулся:

— Что ж, есть такая поговорка: всех блядей не пере…ешь, но к этому надо стремиться. Я долго стремился, хватит. Не мы бросаем пороки, а они оставляют нас. Теперь буду плодить и воспитывать детей.

— Конечно, Монечка, кто же лучше тебя воспитает! — воскликнул Алеша, и оба расхохотались.

— Так, значит, я тебе нужен как свидетель на свадьбе?

— Полагается, по еврейской традиции. Понимаешь, в Малаховке хотят устроить мне еврейскую свадьбу, в синагоге.

— Еврейскую? В синагоге? Интересно. Конечно, я буду свидетелем. Говорил я тебе, что ты герой, когда вошел в горящую синагогу? Так вот, войти в синагогу, чтоб жениться, — тоже нужна большая смелость.

И опять оба расхохотались, Алеша вздохнул, добавил:

— А я жениться боюсь. Маргарита раньше намекала, а теперь стала уговаривать: «Давай поженимся, давай поженимся, я тебя люблю». Что ты на это скажешь?

— Она баба красивая. Но есть поговорка: кто добыл зверя, добыл и рога. Понимай, как знаешь. А насчет глубокой любви, так я всегда помню, что говорил Макар Чудра молодому Горькому: «Берегись девок! Лгут всегда! Люблю, говорит, больше всего на свете, а ну-ка, уколи ее булавкой, она разорвет тебе сердце!»

— Вот и я так же думаю.

— Тогда надо тебе с ней кончать, чтобы не мешать ей выйти за другого. Мне Лора по секрету сказала, что у нее есть какой-то бубновый король, хочет на ней жениться, а ты стоишь у него на пути.

— Да? Я не знал. Бубновый король? Значит, не буду становиться у него на пути.

Малаховский раввин опасался нового поджога, и за несколько дней до свадьбы синагогу стали охранять евреи энтузиасты. К ним присоединился русский парень, шестнадцатилетний Миша Парфенов, который тушил пожар и помогал Моне. Раввин поблагодарил его:

— Ты хороший мальчик, Миша, жалко, что не еврей.

Миша тогда очень удивился, почему это жалко?

На свадьбе в синагоге яблоку упасть было негде — толпились приятели Мони и соседи. Алеша и доктор Цалюк стояли в белых кипах неподалеку от жениха и невесты. За ними стояла Маргарита, подружка невесты, с белым кружевным платком на голове. Она загадочно улыбалась, посматривая на Алешу, и время от времени подмигивала ему. Алеша вяло улыбался в ответ, на подмигивания отвечал едва заметным отрицательным покачиванием головы. Он понимал, Маргарита хочет соблазнить его на совершение такого же шага — жениться. Но при всем увлечении жениться на ней он не собирался.

Моня встал под хупу, мать ввела туда невесту в белом платье. Раввин увидел сильно выпирающий живот невесты, уставился на нее и дернул себя за бороду так, что голова мотнулась в сторону. Он поморщился от боли, но привычно закачался в молитве и продолжал свадебную службу.

Снаружи синагоги стояла небольшая толпа малаховцев, всем хотелось посмотреть на такое чудо — еврейскую свадьбу, но не все попали внутрь. Они нетерпеливо расспрашивали стоявших у двери:

— Уже начались обряды?

— Да, оба стоят под хупой, и мать невесты обводит ее вокруг Мони.

— А теперь что?

— Теперь раввин дает им вино.