Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

Абдул-Оглы Моисей, девяносто девятого года рождения, охранник цемзавода «Первомайский» — ВМН.

Сун-Дин-Фу Кузьма Иванович, девяносто восьмого, штукатур — ВМН.

Балковский Александр Евстафьевич, пятого года рождения, помощник прокурора — ВМН…

— Продолжать, или хватит?

— Хватит, — выдавил из себя Безруков, — достаточно.

— Из двенадцати названных только один освобожден, остальные расстреляны!

— Приговорены — значит, было за что…

— А фальсификацию вы отрицаете?

— Отрицаю.

— Ну, что ж! Будем разоблачать вас на очных ставках. При каких обстоятельствах вы убили Колоду?

Безруков пронзительным взглядом уставился на Гальперина: неужто уже доложил?

— Это факт, известный всем, в том числе крайкому и НКВД, — сказал прокурор.

Безруков подробно рассказал об «операции».

— Вы убили человека, вас не мучают угрызения совести?

— Нет, не мучают. Это не человек. Он — враг.

— У вас не было на него никаких показаний.

— О нем говорили «Раевская» и Гущин.

— «Раевская» провокатор, а Гущин дал показания под пыткой.

— Это не имеет значения. В тот момент, когда к нему применялись физмеры, я был уверен, что он враг.

— Ясно. С этим все ясно. Полный расклад. Скажите, вы лично часто избивали арестованных?

— Избиением занимались все: от рядового до начальника Управления.

— Я спрашиваю не обо всех. Лично вы пытали?

— В Управлении пытки не применялись.

— Вам не нравится слово «пытка»? Употребим другое слово, помягче. «Истязание» подойдет? Нет? Физическое насилие? Тоже нет? Хорошо. Тогда так, как в официальных документах ЦК и НКВД: физические меры воздействия?

— Согласен.

— Так вот, лично вы часто применяли к арестованным физические меры воздействия?

— В зависимости от поведения обвиняемого.

— Точнее.

— Всякий раз, когда в этом была необходимость.

— Еще точнее.

— Всякий раз, когда арестованный отрицал свою вину.

— Даже если отрицал обоснованно.

— Откуда мне знать?

— Стойки применяли?

— Конечно.

— Конвейерные допросы?

— Применяли.

— Избиения без санкций?

— Было. Когда пахло жареным — санкции брали задним числом. Вообще контроль был неважный.

— Вы хотите сказать, что эти методы воздействия применялись в массовом порядке?

— Да.

— По непроверенным материалам тоже?

— Случалось.

— Одерихин в письмах наркому рассказывал о применении вами к арестованным удушающих масок.

— Этот метод мною применялся в исключительных случаях.

— Кто определял их исключительность?

— Малкин, Сербинов и я.

— Вы применяли метод, человек задыхался и подписывал все, что ему подсовывали?

— Только протоколы допроса.

— С вымышленными показаниями?

— По-вашему — да, по-моему — нет.

— У вас иные критерии?

— Как во всем Союзе. В прокуратуре, кстати, тоже.

— Прокуратуру вы не трогайте, — рыкнул прокурор.

— Это еще почему? — закричал Безруков, брызнув слюной. — Это вы сейчас стали честными, бросились разоблачать «извращенные методы следствия». А что делали тогда? Заседали в «тройках» и по нашим липовым материалам отправляли людей на смерть? Что ж вы тогда молчали? Убивали нашими руками и получали награды!

— Успокойтесь, Безруков, — промямлил Захожай нехотя, лишь бы не молчать. Допрос с участием прокурора ему не нравился: много эмоций, а проку никакого. Ни один вопрос до конца не решили. — Чем занималась прокуратура — не вам судить. Отвечайте за свои действия.

— Если бы они тогда не бздели, а выполняли свой долг, может, я не сидел бы сейчас перед вами!

— Успокойтесь. Вы разве против того, чтобы в стране восстановилась законность?

— Дорогой ценой восстанавливаете.

— Продолжим. Кто давал санкцию на применение этого метода?

— Я давал.

— Кто еще применял ваш метод?

— Никто.

— А нам известно, что применяли помимо вас. Кому вы еще доверяли свою «аптеку»?

— Никому.

— У вас был помощник, некий пограничник…

— Не помню.

— В Управлении его прозвали «алхимиком».

— Не знаю такого.

— Мы знаем, что ваш метод нашел применение на периферии.

— Возможно. Шило в мешке не утаишь.

— Вы хотите сказать, что это случайная утечка?

— Конечно.

— К вам обращались следователи с просьбами применить этот метод к их подследственным?

— Обращались.

— И вы применяли?

— Когда в этом была необходимость.

— В присутствии следователей? Или позволяли им делать это самим?

— Было по-всякому.

— Тогда скажите, можно отнести это к внедрению метода в следственную практику?

— По-моему, нет.

— Когда вы в присутствии следователя применяете вражеские методы — это распространение опыта или нет?

— Нет тут ни распространения, ни внедрения. Внедрение — когда сотрудники следуют моему примеру. Я никому не разрешал это делать.

— Но вас просили применить?

— Просили.

— Значит, то, что вы делали, воздействовало на психику следователей таким образом, что им тоже хотелось применить этот метод?

— В какой-то мере — да.

— Значит, ваш метод вымогательства показаний путем закупоривания дыхательных путей подследственных ядовитой смесью нашел своих сторонников? Когда появляются пусть пока потенциальные последователи, это внедрение или нет?

— Не знаю. Вы как-то странно ведете следствие.

— А именно?

— Вас не интересует, кому все то, что мы делали, было выгодно.

— Оставим это для потомков.

— Потомки разберутся, — усмехнулся Безруков, — так же, как мы…

— Не отвлекайтесь.

— На «вышку» вы мне уже натянули. Стоит ли тратить время, трепать друг другу нервы?

— Стоит. Важно иметь ясность по каждому эпизоду, по каждому делу, направленному на «тройку» или в суд. За ними люди, судьбы людей.

— Там нет людей. И нет судеб. Кругом только мерзость. Человеческая мерзость.

— Вы всегда так считали?

— С тех пор, как понял, что происходит.

— Вы уверены, что разобрались во всем?

— Конечно. Оно на поверхности. Стоит перестать смотреть в рот начальнику, отвести глаза и осмотреться вокруг. И все видно как на ладони.

— Скажите, Безруков, — спросил успокоившийся прокурор, — в какой степени допускавшиеся вами нарушения революционной законности были выгодны лично вам?

— В такой же, в какой проводимая вами работа выгодна лично вам.

— Я не имею в виду добросовестное выполнение служебных обязанностей, я говорю о проводимой вами вражеской работе.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Не упрямьтесь, Безруков, — Захожай с сожалением посмотрел на обвиняемого. — Минуту назад вы выразили недоумение тем, что мы не интересуемся, кому были выгодны ваши нарушения. Прокурор спрашивает, было ли это выгодно лично вам.

— Ах, вот вы о чем! Было ли это выгодно лично мне? Было — что ж тут скрывать? Я получаю установку от руководства УНКВД. Должен ее выполнять? Должен. Причем лучшим образом, и я выполняю. Раз, другой, третий… Обо мне у руководства формируется мнение, как о хорошем организаторе. Мне доверяют, меня ценят. За этим следуют: поощрения, награды, Повышение по службе. Выгодно это мне? Было выгодно. Но мы жертвы большой политики.