Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

Главным условием объединения обеих контрреволюционных групп было взаимное признание террора в отношении руководителей партии и правительства как единственного и решающего средства пробраться к власти.

С этого времени, т. е. с конца 1932 года, троцкисты и зиновьевцы всю свою враждебную деятельность против партии и правительства сосредоточили, главным образом, на организации террористической работы и осуществлении террора в отношении виднейших руководителей партии, и в первую очередь в отношении товарища Сталина».

В подтверждение выводов приводились выдержки из показаний Зиновьева, Каменева, Мрачковского, руководителей террористических групп и других участников заговора, в которых подробно излагались детали готовящихся покушений.

Малкина осенило: мама родная! Если были террористические группы, охотившиеся за вождями, в Москве, Ленинграде, Челябинске, на Украине, то как им не быть в Сочи? Промашечка вышла у товарищей из НКВД, не хватило фантазии. Придется исправлять. Это ж так несложно сколотить из местных «троцкистов» две-три группы, привязать их к тем, что существовали в названных городах и на Украине, а скорее всего, к Москве и Ленинграду, по закону отрицания отрицания добиться признательных показаний и… все. Гутмана с Лапидусом сделаю «вождями». Дорогие мои, — он исподлобья взглянул на Лапидуса, — свои имена в историю вы впишете собственной кровью…

Малкин был доволен собой. Увлекшись, он радостно потер ладонь о ладонь, подвигал бицепсами, словно намеревался вступить в схватку не выходя из этого кабинета. А в голове была ясность, в мыслях — стройность, в теле — необыкновенная легкость. Встретившись с настороженным взглядом Лапидуса, он скорчил равнодушную мину и снова склонился над письмом.

«Теперь, — стал он перечитывать предпоследний абзац, — когда доказано, что троцкистско-зиновьевские изверги объединяют в борьбе против советской власти всех наиболее озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей страны — шпионов, провокаторов, диверсантов, белогвардейцев, кулаков и т. д., когда между этими элементами — с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами — с другой стороны стерлись всякие грани — все парторганизации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке».

«Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях, — вслух прочел последние строки Лапидус, когда Малкин вернул ему письмо, — должно быть умение распознавать врага партии, как бы хорошо он не был замаскирован». — Здесь Иван Павлович, тебе придется крепко потрудиться. Думаю, что надо будет провести серию занятий по методике распознавания врага, и тогда мы будем готовы очистить Сочи от всей этой нечисти.

— Молодец, секретарь. Сказал, как в лужу перднул, — Малкин вызывающе посмотрел на Лапидуса. — Я вам раскрываю методику, а вы, используя полученные знания, повышаете конспирацию и оставляете меня с носом.

— Почему ты говоришь — «вы»? — обиделся Лапидус.

— Не стоит об этом… Ты просил консультацию — слушай мое мнение: письмо надо немедленно обсудить на бюро…

— Само собой.

— Принять постановление, в котором выразить глубокое негодование неслыханным предательством троцкистско-зиновьевской злодейской шайки, ставшей в один ряд с фашистско-белогвардейской сволочью, и потребовать применения к ней высшей меры социальной защиты.

Лапидус торопливо, сокращая слова, стал записывать формулировки Малкина.

— Заложи в это постановление порученческие пункты, содержащиеся в директиве крайкома ВКП(б). И последнее, что нужно записать: «Просить Азово-Черноморский крайком ВКП(б) разрешить ознакомить с письмом руководящих работников Сочинского отдела НКВД и специальной группы санаториев, не являющихся членами пленума ГК ВКП(б)».

— И горсовета.

— И горсовета. Тут они дали маху. Вот и все. Доложить наши соображения могу я.

— Не возражаю.

— На закрытые собрания первичек надо направить членов пленума. График проведения собраний составить таким образом, чтобы всех успеть охватить своим представительством.

— Спасибо, Иван Павлович. И еще один вопрос: как у тебя обстоят дела с Гутманом?

— А вот это не твое дело. Слышал, что ты проявляешь о его семье большую заботу: оказал материальную помощь…

— Это клевета. Он состоял в «черной кассе» и семье вернули только сумму, которую он внес. Не более того.

— А кто знает, — какую сумму он внес?

— Ведется учет поступлений.

— А что он отражает, этот учет? Где-нибудь записано, что эта самая «черная касса» потому и черная, что существует за счет вымогательства средств у различных организаций города?

— Такого не может быть.

— Это, Лапидус, подтверждается документально. Пользуясь случаем, раз уж мы об этом заговорили, предупреждаю: с этой минуты ни рубля не должно уйти из кассы без ведома следствия. Понял? Семью Гутмана обяжи вернуть все до копейки.

— Это невозможно, Иван Павлович, — потупился Лапидус. — Я не вправе распоряжаться чужими деньгами.

— Делай как сказано… Бюро проведем завтра. Подготовь все материалы по проверке и обмену партдокументов.

— Хочешь снова поднять этот вопрос?

— Вот здесь, — Малкин ткнул пальцем в письмо, которое Лапидус все еще держал в руках, — прямо написано, что многие участники террористических групп, пользуясь беспечностью парторганизаций, благополучно прошли проверки и, под прикрытием звания коммуниста, активно проводят вражескую работу. Ты дашь гарантию, что их нет в нашем партаппарате? Кто-то ведь направлял работу вредителей в животноводстве, на стройках, на железнодорожном транспорте? Я не только допускаю, что горком насыщен врагами, я не исключаю также Горьковский вариант в нашем краевом аппарате.

— Время смутное, — мрачно согласился Лапидус, — еще раз приковать внимание коммунистов к вопросам борьбы с остатками злейших наших врагов не помешает.

— Это хорошо, что я убедил тебя.

В конце года деятельность Азово-Черноморской краевой парторганизации подверглась глубокой и всеобъемлющей проверке. Комиссия, которую возглавил секретарь ЦК ВКП(б) Андреев — предшественник Шеболдаева на посту первого секретаря Северо-Кавказского крайкома партии, работала стремительно и предвзято. Оценке подвергалось лишь то, что давало отрицательные результаты. Шеболдаев, занятый с Андреевым, почти не встречался с подчиненными и о ходе проверки имел смутное представление. Уехала комиссия так же неожиданно, как появилась. В крайкоме наступила тишина, отягощенная мрачными предчувствиями.

Ждать пришлось недолго. Вскоре Шеболдаева вызвали в Москву «на ковер», а 2 января 1937 года ЦК партии принял решение «Об ошибках секретаря Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) т. Шеболдаева и неудовлетворительном политическом руководстве крайкома ВКП(б). В соответствии с этим решением VII пленум крайкома освободил Шеболдаева от должности и утвердил первым секретарем бывшего полномочного представителя ОГПУ на Северном Кавказе, одного из авторов шахтинского и многих других нашумевших дел о вредителях, старинного приятеля Малкина — Евдокимова Ефима Георгиевича.