Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— Я не хотел бы вас обижать, товарищ Ровдан, но вы тоже зря сгущаете краски. Они и без ваших усилий замешены так круто, что дальше некуда. Ну, отстал человек от жизни, пока отдыхал, выдвинул в президиум Раковского — что за смертный грех? Вы и сами-то, небось, не придали этому значения, но вот захотелось кого-нибудь укусить и вспомнили… Нет, я согласен, случай сам по себе гадкий. Он подтверждает лишний раз, что пропагандистская, массово-разъяснительная работа поставлена у нас из рук вон плохо, что пульс нашей парторганизации вялый. Вялый, но не провальный, ибо, если крепко вздрогнуть, если хорошенько встряхнуться, то дело быстро наладится. Я бы хотел предостеречь вас, товарищи участники пленума, от бездумного навешивания ярлыков. Тут раздавались голоса, требующие скорой расправы над теми, кто был приглашен на работу в Сочи Гутманом. Это несерьезно. Те, кто работал с ним, не обязательно были его сподвижниками. Многие, и я в том числе, имели собственное мнение, которое он игнорировал. Он игнорировал, а вы на пленумах поддакивали ему подавляющим нас большинством. Вот и спросите теперь каждый себя, достойны ли вы ярлыка врага.

— А ты считаешь, что нет? — спросил Малкин, прицельно щурясь.

— Я считаю, что не следует торопиться. Ведь если брать по большому счету, то ты и сам безропотно выполнял навязанные им решения бюро и оставлял в покое явных врагов, когда того требовал Гутман, — в голосе Феклисенко послышался металл.

Малкин не хотел скандала, поэтому возразил мягко:

— А вот здесь ты не прав. Я никогда не оставлял в покое врагов… Именно поэтому Гутман сидит сегодня у меня на параше и дает показания. Все, кого он спасал, — у меня на кукане. На них направлена информация в НКВД и не сегодня-завтра я всех вас… их! соберу в одной камере.

Зал притих в — ожидании новых откровений, но Малкин замолчал: он почувствовал, что и без того сказал лишнее.

Предостережению Феклисенко не вняли. Решение пленума, над проектом которого трудился Малкин, приняли подавляющим большинством. Против голосовал только Феклисенко. Разгромной критике была подвергнута в решении работа бюро. «В результате притупления партийной бдительности, — отмечалось в решении, — новые партбилеты были выданы отдельным троцкистам-террористам… В методах работы бюро ГК и его секретарей налицо элементы бюрократизма… В организации… не обеспечен необходимый подъем партработы и не развернута большевистская самокритика невзирая на лица. Особенно слабыми участками являются пропаганда, массовая агитация, организационная и массовая работа городского совета, работа комсомола».

Принимая на себя ответственность за создавшееся положение, пленум призвал партийную организацию «извлечь уроки из позорных фактов, вскрытых ЦК ВКП(б) в краевой парторганизации и из грубых политических ошибок, допущенных горкомом».

Малкин был оживлен — и деятелен как никогда. Он чувствовал себя джигитом, гарцующим на белом коне. Все его замыслы увенчались успехом. Сегодня он провел бой с открытым забралом и победил. Из состава пленума по его предложению были выведены восемь коммунистов, не внушающих доверия. Список возглавили Феклисенко, Лапидус и Метелев. По настоянию Малкина в решение был включен пункт, отражающий отношение пленума к новому руководству крайкома: «Пленум Сочинского горкома ВКП(б) приветствует избрание первым секретарем т. Евдокимова и заверяет крайком, что Сочинская партийная организация и ее горком по-большевистски исправят ошибки в своей работе, до конца разоблачат и добьют остатки врага, выкорчуют всякие проявления политической близорукости и притупления бдительности и под руководством крайкома будут успешно выполнять поставленные перед ними задачи».

Воодушевленный решениями пленума, Малкин решительно разоблачал и добивал остатки поверженного врага, и так потрепал кадры сочинской контрреволюции, окопавшейся в горкомах партии и комсомола, и в горсовете, что Евдокимов вынужден был вновь укреплять руководство города-курорта проверенными большевиками из городов… Ростова-на-Дону и Таганрога. Впрочем, группа товарищей, сопровождавшая Колеуха — избранника Евдокимова — на первых порах оказалась весьма кстати.

За неделю до 2-й горпартконференции Малкин собрал у себя руководящий состав горотдела:

— Для нас эта конференция должна стать решающей, — сказал он без обиняков, хорошо зная настроение подчиненных. — Или мы завоюем большинство в будущем составе бюро и будем диктовать ему свою волю, или нас сомнут и заставят плестись в хвосте событий. Предлагаю сгруппироваться и нанести сокрушающий удар по всем. Особенно по хозяйственникам, которые, как правило, составляют большинство пленума. Для этого еще до конференции надо каждого в отдельности обложить так, чтобы он ни на секунду не забывал о нашем существовании. Ни на секунду! Некоторым, Фадееву в первую очередь, это будет сделать трудно. У него к хозяйственникам тяга иного свойства. Запутается в связях, а потом не знает, с какого боку к ним подойти. Свежий пример — железная дорога: если б я не вмешался, там до сих пор не было бы порядка. Помог я тебе, Фадеев?

— Так точно, Иван Павлович! Еще как помог! — вскочил с места начальник транспортного отделения НКВД. — Без вас, откровенно, я не знаю, что делал бы: сил-то у меня кот наплакал!

— Ума кот наплакал! А теми силами, что у тебя, можно горы сворачивать. Просто ты запутался в связях и размагнитился. Вот и сейчас, знаю, якшаешься с начальником Сочинского пароходства. Что у вас общего? А? Дружба-то — не разлей вода!

— Да никакой дружбы, Иван Павлович! Он ко мне тянется, чтоб быть поближе к органам, чтоб иметь руку в НКВД, а я про это смекнул и делаю вид, что польщен… из оперативных соображений…

— Пьянствуешь с ним тоже из оперативных соображений?

— Чего не сделаешь ради службы! — невинно глядя в глаза Малкину, сказал Фадеев. — Приходится жертвовать здоровьем.

— Еще бы! Пить буржуазные коньяки, доставленные контрабандой, ложками хлебать заморскую икру… Чего ж ты там насоображал в пьяном виде?

— Какой пьяный вид? — зарумянился Фадеев. — Они пьют мензурками… А вот то, что узнал и увидел… За это Евдокимова сажать пора.

— Это какого Евдокимова? Секретаря крайкома, что ли?

— Начальника пароходства.

— Так ты сразу уточняй! Евдокимова… Ну-ну… что ж ты там узнал и увидел?

— Многое, — заторопился Фадеев. — Например, что Евдокимов за счет Морфлота отгрохал для себя коттедж, заасфальтировал дорогу к нему, выстроил флигелек для шофера и израсходовал на это сто двадцать пять тысяч рублей. А в квартире у него чего только нет! Зеркала, гардины, чайник для заварки за семнадцать рублей пятьдесят копеек, ложки столовые дорогие, нож кухонный за четыре десять… в общем, сразу видно, что враг…