Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— Вот и чудненько. Считай, что мы здорово утерли нос краснодарским большевикам.

— Это внешняя сторона. А на душе муторно. Хоть и не прямо, но они обвинили меня в шпионаже в пользу Польши.

— Дуракам закон не писан. Успокойся и жди моего приезда.

«Практика» Одерихина завершилась так же неожиданно, как и началась. Утром он явился в Управление «служить службу», но до рабочего места дойти не успел. В коридоре его догнал дежурный по Управлению и передал просьбу Безрукова немедленно зайти к нему.

— Ну что, брат Одерихин, — Безруков панибратски хлопнул подчиненного по плечу, — пора возвращаться домой, а? Время горячее, работы в Новороссийске ожидается много. Поедешь?

— Конечно! Можно прямо сейчас?

— Обрадовался, — усмехнулся Безруков. — А я-то думал, захочешь остаться у нас. Коли так — разрешаю прямо сейчас. Оформи командировочные да не забудь собрать вещички, а то без чемодана уедешь.

— Какой чемодан! Все мое при мне.

— Ну так хоть по магазинам прошвырнись, купи гостинцев. Наверняка есть кому? Или ты жену держишь в строгости? Впрочем, это твое дело. Оформляй документы, и свободен. Скажи Сорокову, чтобы передал мне списки националов вот по этой форме, — Безруков протянул Одерихину незаполненный бланк. — Включать всех, от мала до велика.

— Для «мала» он не подходит, — заметил Одерихин, бегло взглянув на бланк. — Графа «компрометирующие материалы» совсем не по адресу.

— Бланк, Одерихин, не рассчитан на дураков. Умный поймет, когда нужно заполнять, когда ставить прочерк. Списки делайте в двух экземплярах: первый — мне, второй — себе.

— Отправлять почтой?

— Лучше нарочным.

— Хорошо, есть? Разрешите идти?

— Иди. Я думал, ты хоть чуть-чуть пообтерся здесь, а ты все такой же колючий и… ядовитый.

— Горбатого, товарищ старший лейтенант, могила исправит.

— Твоя правда, младший лейтенант. Ладно, не обижайся. Успехов тебе.

«Народному комиссару внутренних дел СССР комиссару госбезопасности тов. Н. И. Ежову члена ВКП(б) с 1925 г., оперуполномоченного портового отделения УГБ НКВД, порт Новороссийск Краснодарского края, Одерихина рапорт.

Товарищ народный комиссар!

Ранее я подавал на ваше имя рапорта о преступном ведении следствия, с которым столкнулся в портовом отделении города Новороссийска. Тогда речь шла о братьях Пушковых. Не думаю, что вы оставили их без внимания, и не исключаю, что разобраться поручили руководителям УНКВД по Краснодарскому краю. Их реакция была таковой: они вызвали меня в Краснодар на так называемую стажировку и пока я отсутствовал, осудили невиновного Петра Пушкова. Так и не захотели признать ошибку!

Стажировка моя заключалась в том, что из меня, по признанию Безрукова, выколачивали «нарследовательский дух» и вбивали мне в голову свой богатый опыт по ведению следствия методом фальсификации и пыток.

Оценивая свое поведение на «стажировке», не могу простить себе слабость, которую проявил, не дав должного отпора тем, кто применяет вражеские методы ведения следствия, прикрываясь при этом вашим именем, именем ЦК нашей партии и играя на патриотических чувствах в условиях сложной международной обстановки — «предвоенной ситуации», как ее называет Безруков.

Будучи уверен, товарищ народный комиссар, что преступную практику ведения следствия вы не оставите без внимания и примете соответствующие меры, опишу то, что довелось увидеть в УНКВД за два с половиной месяца «стажировки».

1. В Управлении широко применяется для вымогательства признательных показаний от арестованных метод закупоривания дыхательных путей путем наложения на лицо полотенца, смоченного смесью нашатырного спирта со скипидаром. Делается это так: на лицо накладывается полотенце и закручивается на затылке. Затем Безруков, а этот метод применял только он, говорил арестованному: «Согласишься подписать протокол — поднимай ногу, а захочешь переписать его собственноручно и подписать — поднимай обе». После этого он брызгал на полотенце смесью и нога арестованного взмывала кверху, потому что такого никто не выдержит. Если кто-то из арестованных начинал мудрить после снятия полотенца и отказывался от подписи — процедура повторялась, и так до победного конца.

Сначала Безруков проделывал эту операцию лично — у него всегда в столе была «аптечка» — пузырьки со смесью. Затем он передал ее молодому пограничнику — выпускнику Харьковской школы НКВД, и тот ходил по кабинетам и накладывал «компрессы», так эту операцию именовал Безруков.

Когда я вернулся в Новороссийск, то узнал, что этот метод стал применяться и у нас.

2. Безруков лично учил меня заставлять подписывать вымышленные протоколы путем надавливания ногой на половые органы мужчин. В моем присутствии он снял брюки с арестованного капитана дальнего плавания из Туапсе, еврея по национальности, и применил свой метод, который, как оказалось, тоже действовал безотказно.

Главным его помощником, когда он брался лично проводить допросы, был оперуполномоченный отдела сержант госбезопасности Бухаленко. Битюг с огромной физической силой и крепкими нервами, он расправлялся с арестованными мгновенно и без всякой жалости.

3. Этот же Бухаленко по поручению Безрукова обучал меня составлению обличительных протоколов на заданную тему. Как это делалось в Краснодаре? Бралось несколько дел, подготовленных на «тройку», оттуда выписывались фамилии тех, кто упоминался в показаниях как родственник, знакомый, сослуживец арестованного. Затем этих людей арестовывали и давали подписывать заранее составленные протоколы, в которых они сознавались в соучастии. Подписей добивались либо с помощью «компрессов», либо пропуская через «конвейер», через многодневную стойку, через побои, а иногда и жульническим путем.

Приведу три примера:

— двое арестованных по требованию Бухаленко подписали сочиненные им протоколы, в которых работник порта Лившиц изобличался как участник правотроцкистской организации, якобы орудовавшей в Новороссийском порту. На основании этих протоколов Бухаленко составил протокол от имени Лившица, в котором тот признавал себя виновным, после чего арестовал его. Этот протокол он с гордостью мне прочитал, учись, мол, работать у старых чекистских кадров. Я высказал сомнение, что протокол будет подписан, так как от него за версту пахло липой, но Бухаленко самоуверенно заявил, что еще не родился тот человек, который не «уважит» его «творение». Когда Лившиц был приведен на допрос, Бухаленко сам прочитал ему готовый протокол, однако там, где было написано «признаю себя виновным в контрреволюционной деятельности», он читал «не признаю себя виновным». Лившиц, не подозревая подвоха, подписал протокол. Это произошло при мне и я считаю себя виновным в том, что не предостерег арестованного;