Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

— Не говори так. Бог милостив и дозволит нам прожить ещё много лет. Теперь мы будем вместе всегда. Я выполнил последнее поручение императора и теперь могу просить у него увольнения. Мы переедем в Москву или Воронцово.

— В Воронцово лучше… — прошептала она, истощив запас сил.

— Ты устала, потом продолжим разговор. Постарайся заснуть. А я тем временем с дочерьми поговорю.

Дочери ждали его в гостиной.

— Ну как? — в один голос спросили они.

— Очень слаба.

— Вчера доктор ещё раз приходил. Сказал, что помочь ей теперь уже ничем не сможет.

— Будем уповать на Бога, — с усилием промолвил князь, боясь разрыдаться.

— Может, пообедаешь? — предложила Параша. — Сегодня, наверное, ещё ничего не ел.

— Не хочу. Пусть принесут чаю или кофе.

— Пойду распоряжусь.

Когда Параша ушла, Репнин принялся расспрашивать Александру, каким образом она присоединилась к Параше для поездки в Вильно. Дочь рассказала, что её разыскала сестра и рассказала о болезни матери.

— А муж?

— В последнее время я жила одна. Мужа отправили с войском за море, на остров Мальту, чтобы он был там начальником гарнизона.

— Но, насколько мне известно, остров находится в руках французов. Или, быть может, его уже освободили?

— Этого я не знаю. Он только сказал, что сей остров должен взять на шпагу адмирал Ушаков. Так ему сообщили в военной коллегии.

Чай Параша принесла сама. Кроме чая, на серебряном подносе лежали несколько бутербродов и нарезанный кружочками лимон.

— Может, и тебе принести? — предложила она старшей сестре.

— Тогда лучше всем перейти в столовую и пообедать по-настоящему, — сказала Александра.

— Не пообедать, а скорее поужинать, потому что уже темнеть стало, — поправила её сестра.

Ужинали молча, занятые своими мыслями. Перед тем как выйти из-за стола, князь сказал, что намерен провести ночь у постели жены. Этому тотчас воспротивилась Александра:

— Нет, нет, папенька, ещё успеешь насидеться. Ты должен с дороги отдохнуть хорошенько, а мы у мамы подежурим — сначала я, потом Параша. Все дни так делаем.

Репнин настаивать на своём не стал. Александра была права: он и в самом деле чувствовал себя совершенно разбитым; чтобы восстановить силы, нужно было хотя бы немножечко поспать.

Ему постелили в рабочем кабинете. Перед тем как идти спать, он ещё раз заглянул к жене в опочивальню. Наталья Александровна лежала с закрытыми глазами, дышала ровно, спокойно. Ему показалось, что ей стало лучше. Он не стал её беспокоить, лишь постоял молча.

Репнин заснул быстро и спал без снов, пока его не разбудили возня, доносившаяся из гостиной, и чьи-то всхлипывания. Он понял, что что-то случилось и, быстро одевшись, направился в гостиную. Там слуги сдвигали к стенам мебель и ставили на середину зала длинный стол, принесённый из столовой. Параша, оказавшаяся тут же, кинулась ему на шею:

— Папенька!.. Папенька!.. — со слезами вскрикивала она.

Поняв, наконец, что случилось, он медленно направился в опочивальню жены. Наталья Александровна лежала, прикрытая одеялом, но весь её вид показывал, что она мертва. Князь припал к ногам усопшей супруги и зарыдал громко, не скрываясь.

Понадобилось не менее часа, чтобы Репнин смог взять себя в руки и заняться подготовкой транспорта для отправки тела усопшей жены в Петербург. Дочерям тоже более не было смысла здесь оставаться. В Петербурге ждали его отчёта о выполнении им поручения императора. Словом, надо было ехать всем одним обозом.

Подготовку обоза взял на себя кригс-комиссар, а всё остальное — вице-губернатор. Сам Репнин почти ни во что не вмешивался. Удар судьбы так сильно потряс его, что он потерял уверенность в себе, плохо соображал, временами ходил по коридорам губернского управления не в силах вспомнить, что ему нужно. За свою долгую жизнь ему не раз доводилось бывать в сложных ситуациях, на войне участвовал даже в рукопашных схватках и никогда не терял самообладания, а тут надломился…

— Шли бы лучше, Николай Васильевич, домой, — советовал ему вице-губернатор, — мы тут сами управимся. Когда всё будет приготовлено к отъезду, вам доложим.

Репнин послушался и присоединился к дочерям.

К этому времени тело княгини было уже омыто, одето и лежало на столе в гостиной. Седой православный священник читал над покойной псалтырь. На скамьях, расставленных вдоль стен, сидели незнакомые люди, главным образом женщины. То были местные жители, хорошо знавшие усопшую. Они любили эту русскую княгиню, охотно вступавшую в общение с простыми людьми, с помощью которых она желала научиться литовскому языку. Доброй была эта умная и красивая женщина, царство ей небесное…

Княгиня Александра, заметив появление отца, подошла к нему и шёпотом позвала в столовую.

— Ты должен хотя бы немного поесть, иначе не выдержишь, свалишься, — сказала она ему.

Князь согласился и покорно последовал за ней. В столовой он спросил дочь, видела ли она, как умирала мать? Дочь отвечала, что во время её дежурства мать ещё дышала, и она была даже уверена, что ей стало лучше. Мать скончалась, когда у её изголовья сидела Параша, и скончалась так тихо, что Параша это заметила не сразу. Бог послал лёгкую смерть.

Сборы в дорогу были закончены в первом часу пополудни. Гроб с телом усопшей вынесли и уложили на дроги, тщательно укутав от попаданий воды и грязи палаточными холстами. Кроме этих дрог, в обоз вошли две кареты, полуоткрытая коляска и несколько воинских повозок с фуражом, припасами и личным имуществом князя. Провожать столь необычный обоз собрался почти весь город. Вице-губернатор, пожимая князю на прощание руку, говорил ему, чтобы он не тревожился за положение дел в Литве и других землях бывшей Речи Посполитой, отданных в управление губернаторству, что порядок здесь останется нерушимым. Он ещё не знал о решении Репнина уйти в отставку и что этот горестный день был для старого фельдмаршала последним днём его пребывания в Литве. Сюда он более уже никогда не вернулся.

Целая неделя ушла на дорогу в Петербург. Много слёз было пролито за это время: рыдания доносились из кареты, в которой ехали дочери князя вместе с дворовыми крестьянами, прислуживавшими своей хозяйке-княгине до самой её смерти. Сам князь более не плакал: сидел и молчал. Иногда, когда обоз останавливался, чтобы дать лошадям отдохнуть, он, оставив карету, шёл к повозке, на которой везли тело жены, просовывал руку под парусину проверить, не попала ли вода на крышку гроба, и, успокоенный, возвращался на своё место. И снова ни одного звука. О чём он в эти минуты думал, можно было только догадываться. Ехавшие с ним в карете адъютант и камердинер сочувственно молчали.

В Петербург приехали 28 ноября. Поскольку время было уже позднее, то адъютант предложил отвезти гроб сразу в церковь, чтобы оттуда после отпевания покойницу можно было сразу отнести к месту погребения. Репнин согласился.