Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Что хочу вам посоветовать, — проговорил Уборевич. — Вам придётся первому командовать дивизионом. С вас будут брать пример другие, а потому вы должны быть на высоте. Приходите ко мне к концу дня, и мы с вами потренируемся.

Стрельбы прошли успешно. Дивизион Мерецкова не подкачал. Кирилл Афанасьевич был доволен, а когда Уборевич объявил ему благодарность, чувствовал себя на седьмом небе.

Утром, как только Мерецков прибыл на службу, его вызвал Уборевич.

— Знаете, о чём я подумал, когда вчера мы проводили стрельбы? — спросил он, едва Кирилл Афанасьевич сел к столу, где командующий разложил карту. — Нам надо создать базу для обучения танкистов. Полигон, стрельбище и учебные поля, которые мы имеем, уже не отвечают требованиям времени.

— Я об этом уже думал, — сказал Кирилл Афанасьевич. — У меня даже есть план на этот счёт, и я готов показать вам его.

— Что меня ещё волнует? — продолжал Уборевич. — Я пришёл к выводу, что угроза нападения на важные объекты в глубоком тылу ещё более возросла, поэтому нам надо усилить средства противовоздушной обороны. Оба этих вопроса я поставлю на Реввоенсовете, ибо для этого нужны деньги, и немалые.

И в октябре 1929 года Уборевич сделал это на заседании Реввоенсовета СССР.

— Красная Армия — детище народа, — горячо говорил он. — А коль это бесспорная истина, то народ даст нам деньги, чтобы наши вооружённые силы стали более сильными, готовыми дать отпор любому агрессору!

Мерецкова восхищало то, как остро Иероним Петрович находил проблемы, которые нужно было решать и которые не давали расслабляться. Сам Кирилл Афанасьевич в эти дни трудился рядом с командующим допоздна, приходил домой усталый, порой даже не ужинал, а сразу ложился отдыхать. Жене это не нравилось…

Весь день Мерецков пробыл в поле на учениях. В то время в округе они шли непрерывно. В марте 1929 года Кирилл Афанасьевич проводил двусторонние тактические учения, в мае под его руководством проходила двухстепенная оперативно-тактическая игра, в сентябре — окружные манёвры. Шла техническая реконструкция армии — пехота получала модернизированные винтовки и другое оружие. Стали выделяться в самостоятельный род автобронетанковые войска. А вскоре на парадах на Красной площади в Москве по брусчатке загрохотали советские танки.

— Прямо дух захватывает от всего, что делается сейчас в Красной Армии! — довольно произнёс Мерецков, представив Уборевичу рапорт о проделанной за полгода работе штаба. — Армия растёт на глазах, из карлика — первых отрядов красных бойцов — она выросла в великана!

— Не скажи, Кирилл Афанасьевич, — заулыбался Уборевич. — Но этому великану надо дать в руки автоматическое оружие, посадить его на танк, придать ему авиацию, тогда, наверное, его никакая сила не сокрушит! — Иероним Петрович вернул документ и попросил передать его начальнику политуправления округа Володину, наказав, чтобы тот в шесть часов вечера прибыл к нему.

Мерецков шагнул к двери, но Уборевич задержал его.

— Давно хочу попросить вас вот о чём. — Он на минуту задумался. — Когда бываете в войсках, присматривайтесь к людям. Надо отбирать для службы в Центральном военном округе талантливых, мыслящих бойцов и командиров. В минувшем году вы как первый заместитель начальника штаба ездили в город Торжок, в 148-ю стрелковую дивизию, где инспектировали 143-й стрелковый полк, которым командует Александр Василевский. Вы дали ему высокую оценку, говорили мне, что этот командир полка мыслит категорией начальника дивизии. Я тогда усомнился в вашей оценке и позже, когда сам поехал в Торжок, решил посмотреть этот 143-й полк.

— А заодно решили и меня проверить, не завысил ли я полку оценку? — съязвил Мерецков, на что Уборевич ответил:

— На то я и командующий, чтобы строго контролировать своих подопечных. Так вот зря я перестраховался, наши инспектора дали высокую оценку полку Василевского. Потом я объявил ему благодарность. Так что ваши акции, Кирилл Афанасьевич, поднялись в цене, — шутливо добавил Иероним Петрович. — Кстати, о Василевском. Тогда, вернувшись в штаб округа, я издал приказ назначить его командиром отстающего полка. Василевский и этот полк вывел в передовые! Таких вот командиров, как Василевский, нам бы побольше, — резюмировал Уборевич.

День выдался холодным и ветреным, и хотя шёл дождь, Мерецков проводил испытания нового танка. Лишь к вечеру он приехал домой. Принял душ, поужинал, прилёг на диван отдохнуть. Ночью его вызвали на службу по боевой тревоге. Начинались летние учения.

В этот раз он провёл артиллерийскую оперативную игру с руководящим начсоставом, и, когда закончил её, его вызвал к себе командующий округом. Обычно, когда Кирилл Афанасьевич заходил к нему, тот был весел, шутил, здоровался за руку. Теперь Уборевич был хмур. На приветствие Мерецкова «Здравия желаю!» Иероним Петрович даже не глянул в его сторону, сосредоточенно думал о чём-то своём, затем сухо бросил:

— Садитесь, Кирилл Афанасьевич! — Уборевич тоже сел. Он заговорил о проведённом учении, отметив, что Мерецков в основном правильно руководил войсками, умело и энергично навязал свою волю противнику и нанёс по нему чувствительный удар. — Но вы допустили серьёзную ошибку в ходе учения, в боевой обстановке это привело бы к большим потерям, если не к поражению.

«Кажется, сейчас он мне даст прикурить…» — передёрнул плечами Мерецков, но виду не подал, даже улыбнулся, хотя улыбка получилась кислой. Уборевич между тем угрюмо свёл брови. По его настроению Мерецков понял — что-то случилось. Впечатление было такое, что командующему вовсе не хотелось говорить. А ведь разбор учений он всегда проводил энергично, за удачные действия хвалил, за ошибки журил, но не так жёстко, как в этот раз. Что вызвало у него такое настроение?

— Я вам уже говорил, что правильно руководить боем — значит прежде самому продумать всю динамику событий. — Уборевич взял папиросу, закурил и продолжал: — Решить, где сосредоточить артиллерию, куда бросить танки, какую задачу поставить авиации. Словом, каждый должен знать, что ему надлежит делать в бою. А как получилось у нас? Пехота пошла на штурм укреплений противника, но атака захлебнулась — враг открыл сильный огонь из пулемётов, а с флангов по вашим войскам ударили миномёты и орудия. Что сделали вы?

— Я бросил танки на позиции противника, — смутился Мерецков. — Правда, не сразу, но смял его оборону.

— Какой ценой смяли? — насмешливо спросил командующий и добавил: — Большими потерями пехоты! А следовало перед атакой обработать передний край неприятеля артогнём, потом бросить вперёд танки, а за ними — пехоту!

— Я не знал, что противник создал прочную оборону, — объяснил Кирилл Афанасьевич.