Олег Капустин - Судьба генерала

«Неужели эта надменная пруссачка права? — думал Николай Павлович, озираясь вокруг. — Наломает он дров и в политике, а вся Европа будет потешаться над ним?»

Посмотрел на свои испачканные землёй руки.

«Нет, я тоже не дурак. Они просто все отвыкли от сильной руки. — Император погрозил кому-то кулаком. — Мой старший брат Александр Первый слишком много либеральничал и был чересчур мягкотелым в политике, как внутри страны, так и на международной арене. А нужно действовать жёстко, стремительно и беспощадно. Вот тогда и старушка Европа заткнётся, и все подожмут хвосты».

Уверенность в своих силах вновь пришла к императору. А с ней и самообладание. Выходя из разгромленного салона, Николай Павлович бросил лакею:

— Всё убрать, привести в порядок. Мне — воды, помыть руки. Пить чай буду на веранде: накрыть на четыре прибора и распахнуть настежь окна.

Солнце уже вплотную приблизилось к горизонту и начало медленно опускаться за багрово-синюю линию. Вся просторная веранда была залита кровавым отблеском вечерней зари, когда жандармский полковник ввёл Андрея Полетаева и поставил перед светлыми очами императора. Студент опешил. Он не ожидал, что вот так сразу, поднявшись по трём деревянным ступенькам и переступив порог, окажется перед государем всея Руси. Николай Павлович мирно пил чай из большой голубой фарфоровой чашки, откусывая белыми крупными зубами большие куски от румяной, аппетитно хрустящей булки и солёного огурца. Это почему-то поразило Андрея. Его дядька со стороны матери, старший конюх в поместье отца, Евдоким, тоже любил вот так со сладким чаем съесть солёный огурец. А царь молча продолжал пить из голубой чашки, хрустеть огурцом и смотреть в упор на бледнеющего молодого человека. Насладившись этим трепетом, царь наконец-то сказал:

— Садись, студент, гостем будешь.

Он указал рукой на свободный стул. Андрею бросился в глаза прохудившийся локоть на довольно потрёпанном зелёном сюртуке императора. Рядом с сидевшим по правую руку от него нарядным Алексеем Орловым царь выглядел до нелепости бедно одетым. Но стоило взглянуть на его высокую, статную фигуру, холёное бледное лицо с греческим профилем, и сразу становилось ясно, кто же здесь командует парадом.

Благообразный лакей в алой ливрее и с седыми густыми баками ловко поставил перед студентом большую чашку горячего, крепкого чая.

— Попей чайку, Андрюша. Попей, — потчевал его Николай Павлович, как добрый дядюшка. — Чай, не удалось пообедать-то сегодня, замордовали тебя эти господа в лазоревых мундирах. — Царь кивнул на сидевшего рядом полковника.

Перед ним тоже появилась чашка, но полковник даже не делал вида, что пьёт чай. Он ел глазами императора, ловил каждое его слово. Его физиономия стала похожа на очень смышлёную лисью мордочку.

— Спасибо, Ваше Величество, за заботу о бедном студенте, — бодро проговорил Андрей.

Он из разговора императрицы с полковником и по отдельным фразам из ругани царственной четы, доносившимся до него, понял, что во вражеском стане наблюдаются противоречия, и решил, что этим надо воспользоваться. Ведь, как известно, лучшая защита — это нападение. Он протянул руку за булкой, разрезал её пополам и густо намазал маслом, налил в чай сливок, подсыпал сахарку и стал жевать за обе щеки.

— Извините, Ваше Величество, за бесцеремонность, но ведь со вчерашнего вечера у меня во рту маковой росинки не было.

— Наворачивай, наворачивай, Андрюша, — рассмеялся царь и, протянув длинную ручищу, похлопал его по плечу. — Может, огурчика солёненького отведаешь с чайком, этак по-русски?

— Спасибо, Ваше Величество, солёные огурчики я люблю. У меня вот дядька Евдоким, конюх он, так без солёных огурцов за чай не садится. И так их с хрустом наворачивает, что можно подумать, это один из наших жеребцов сено из яслей уминает, — травил ничтоже сумняшеся Андрюшка. — Я вот вас как увидел с солёным огурцом, так на меня чем-то родным повеяло, сразу дядьку моего вспомнил. Хороший он мужик, добрый мужик.

Лицо полковника пожелтело, а глаза, превратившись в две сверкающие бритвы, уставились на наглеца. Но царь благодушно захохотал. Правда, у всех, кто его неплохо знал, от этого хохота мурашки по спине забегали.

— Конюх Евдоким, говоришь? Ха-ха-ха! А вот им, — качнул государь головой в сторону генерала и полковника, — аристократишкам сытеньким, этого не понять, — продолжал император. — Так значит, орлы жандармские замучили тебя? Весь день допрашивали и даже чая не предложили?

— Не предложили, Ваше Величество, — поддакнул Андрей, глотая, почти не прожёвывая, уже третью булку с большим куском ветчины, — да что с цепных псов самодержавия и спрашивать-то, не любят они нашего брата студента, ох не любят!

Граф Алексей Орлов иронично сверху вниз посматривал на зарвавшегося студентика, словно слон на тявкающую на него моську. Лицо же жандармского полковника перекосилось, словно от острой зубной боли. Такого глумления над собой, да ещё в присутствии самого императора он никак не ожидал.

— Цепные псы самодержавия? — переспросил Николай Павлович.

Тогда это выражение было внове, особенно для самого самодержца.

Он взглянул на полковника и прыснул. Николай Павлович был большой любитель играть — надевать на себя ту или иную личину и приводить этим своё окружение в недоумение и трепет. Недаром царь так обожал бывать на маскарадах. Особенно нравилось ему внезапно сбрасывать свою маску и наблюдать, как люди чуть не падают в обморок, когда внезапно грозный государь всея Руси предстаёт у них перед глазами. Теперь он тоже устраивал своё представление, и этот смышлёный студент оказался не дураком и отнюдь не трусом. Так свободно и раскованно подыграть столь высокопоставленному актёру!

«А ведь он та ещё штучка! — подумал император и вперил холодный, оловянный взгляд в студента. — Кажется, я его недооценил. Мальчишечка из молодых, да ранний».

— Почитай-ка нам свои стихи, Андрюш, — попросил вкрадчиво Николай Павлович, опять ласково улыбаясь. — Хочу из твоих уст послушать столь популярную поэму о будочнике Палкине. Весь Петербург читает, а я вот не сподобился как-то.

Андрей побледнел. Это был удар под дых. Читать царю поэму, в которой сам же потешаешься над императорским величеством, пусть и завуалированно… Но ведь и дураку понятно, что будочник Палкин — это Николай Павлович собственной персоной, а околоток, в котором он несёт службу, это бедная, стонущая под его игом Россия. Но делать нечего, Андрей стал читать. Сначала ему сжимало горло, потом он разошёлся и даже лихо жестикулировал в самых патетичных местах. Всё происходило как в кошмарном сне. Стало уже сумрачно. Солнце скрылось за деревьями парка. Лакей внёс и поставил на стол два позолоченных канделябра с высокими белоснежными свечами. Жёлтые блики заиграли на чашках, серебряных ложках и ножах. Молодой поэт вдохновенно читал царю высмеивавшую его поэму. Полковник в наиболее скользких местах жмурился и опускал свою физиономию. А сам объект насмешки с беззаботной улыбкой играл серебряным фруктовым ножичком, гоняя по белоснежной скатерти шарики, слепленные из хлебной мякоти. Когда Андрей закончил читать, он перевёл дух и жадно допил из своей чашки остатки чая. Наступило тяжёлое молчание.