Олег Капустин - Судьба генерала

— Ахмед-паша встречался вчера с французским посланником Варенна. О чём конкретно они говорили, мне не известно, но после этой беседы у начальника султанской гвардии появились дорогие часы, все в брильянтах. Он их собирает и за подобный экземпляр душу готов продать. И, как мне только что сообщили, люди Ахмед-паши стали усиленно склонять армян, греков, имеющих связи с русским посольством, и вообще прислугу русских дипломатов работать на них. Предлагают большие деньги.

— А какие сведения им нужны? Что их конкретно интересует?

— Всё о миссии генерала Муравьёва.

— Пронюхали, значит, — проговорил Стародубский, хмурясь. — Впрочем, не удивительно. О приезде генерала Муравьёва сейчас судачат все приближённые султана, и в Диване тоже. Два раза в день в наше посольство приезжают нарочные от султана, спрашивают: что слышно о Муравьёве? Хорошо, внимательно отслеживай всё, что делают противники султана и сторонники французов. Они сейчас объединились. И если кого из нашего посольства туркам или французам удастся подкупить, то сразу же мне сообщай. А что слышно об армянине Овнаняне, брадобрее Ахмед-паши? Он раньше интересные сведения передавал, а вот уже неделю о нём ни слуху ни духу.

— Он как в воду канул. Мои люди его ищут, — ответил Саим-бей, — но у меня тяжёлое предчувствие.

Дипломат протянул купцу кожаный мешочек с золотыми монетами.

— Вот тебе на расходы. Не скупись со своими людьми. Сейчас наступило самое взрывоопасное время. Поэтому глаз не спускать с заговорщиков против султана. В первую очередь внимательно следить, что предпринимает Ахмед-паша со своими гвардейцами.

Проворные руки Саим-бея надёжно упрятали деньги под широкий кушак на его круглом животе. Он проводил с поклонами уважаемого и щедрого Александра-эфенди до двери лавки, уговорив при этом принять в подарок роскошную индийскую шаль, которыми, кстати, успешно торговал лет двадцать в самом центре Стамбула.

Граф неохотно согласился.

«Ну кому я её подарю?» — про себя чертыхнулся он. Жены у него не было. Любовницы тоже. Европейских женщин в Стамбуле было мало, с местными Александр связываться не хотел. Так и жил один, как монах. Вот уж посмеялись бы над ним его бывшие дружки по гвардейскому корпусу.

— И донесение с шалью пришли, — буркнул Стародубский, выходя из лавки.

— Всё сделаем, бей-эфенди, пришлём вашу покупочку в лучшем виде, — кланялся купец вслед важному господину.

Русский дипломат уже скрылся за поворотом кривой улочки, а купец ещё стоял в дверях лавочки и, поглаживая бородку, громко благодарил Аллаха за заботу о его торговле.

— Эх, ну и хитрый прощелыга этот Саим, — покачал головой сидящий на скамеечке у своей лавки торговец пряностей. — Ведь сколько шалей приобрёл у него этот сластолюбивый франк. Ясно, что не жене он их накупает. Умеет этот Саим впиться намертво в покупателя, словно клоп в потный бок спящего в караван-сарае путешественника, и сосёт из него денежки, сосёт, паразит, — завистливо вздохнул пропахший насквозь имбирём и корицей купчишка, поглаживая крашенную хной бородёнку.

А Стародубский тем временем уже проходил под каменными громадами арок акведука византийского императора Валента. Старинный водопровод высился, как горная громада, над деревянными домишками стамбульцев. Дорога резко пошла вниз, и дипломат вышел на склон, с которого видна была набережная Фанара. Александр-эфенди остановился, снял цилиндр и промокнул платком лоб. Он перевёл дух. Резко пахнуло морем. Над темно-красными черепичными крышами летали белоснежные чайки. С пронзительными криками они ныряли в зеленовато-серые волны Золотого Рога и через несколько мгновений вновь взлетали. С их сильных крыльев струилась вода, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, в красных клювах ещё ярче сверкали трепещущие головы и хвосты крупной рыбы.

Граф спустился вниз и оказался среди продавцов фруктов и сластей, торговцев шашлыками, кебабом, каурмы и пача. Греки предлагали тут же анисовую водку и розолио — ароматную настойку на лепестках роз. Здесь толпилось много матросов всех национальностей. Торговые суда, шхуны, рыбацкие шаланды, мелкие каики рядами выстроились в бухте. Из распахнутых дверей подозрительного вида таверн, кабачков и кофеен вместе с табачным чадом, острым и удушливым запахом подгорелого лука и чеснока доносилась пьяная ругань на всех языках мира.

Русский дипломат, помахивая изящной тростью с рукояткой из слоновой кости, с независимым видом шёл мимо. Ни пьяная матросня, ни торговцы и не догадывались, что стоит её хозяину повернуть рукоятку и взмахнуть рукой, как сталь пронзит любого, кто встанет у него на пути. А под изящно пошитым фраком ждут своего часа два заряженных пистолета. Стародубский строго придерживался правила, которое внушил ему ещё на заре службы генерал Муравьёв: на Востоке рот не разевай и всегда будь при оружии. В общем, на войне как на войне, а в Стамбуле как в Стамбуле!

Дипломат вышел на Балык-базар — Рыбный рынок. Здесь он не любил останавливаться. Вонь стояла жуткая! Зажав нос душистым платком, Александр ускорил шаг. Но вот он натолкнулся на большую толпу.

«Жонглёры, что ли, выступают, — подумал он, — или дрессированных медведей привели?»

Пробираясь сквозь толпу, вдруг увидел, что на земле лежит обезглавленное тело в окровавленных, обгорелых лохмотьях. Отрубленная голова была зажата между его коленями. Стародубский всмотрелся и вздрогнул. Даже его железные нервы не выдержали. Это был брадобрей, армянин Овнанян, его агент, с таким трудом внедрённый в окружение свирепого и коварного Ахмед-паши, начальника гвардии султана.

— Говорят, головы в шляпах тоже рубят. — На дипломата в упор смотрел какой-то турок в красной феске и ухмылялся.

Побледневший Александр продолжил свой путь. Это было, конечно, предупреждение ему.

«Чёрт побери этого Ахмед-пашу! — думал граф, выходя на мост. — Ведь дела шли так прекрасно, словно катишься на ландо с барышнями по мягкой просёлочной дорожке где-нибудь на природе. Казалось бы, никогда не сидели мы так плотно в Стамбуле, как сейчас, после победоносного Адрианопольского мира, когда султан всё больше превращается в нашего вассала. И на тебе! Ценнейший агент потерян именно в разгар решающих событий, когда его информация нужна до зарезу! Египетские войска вот-вот возьмут город, и тогда хана нашему влиянию на берегах Босфора на много лет. Мерзкий старикашка Мухаммед-Али, конечно же, потирает руки, развалившись на каком-нибудь тюфяке в своём дворце в Александрии; король-биржевик Луи-Филипп Орлеанский, задрав на радостях длинный нос, расхаживает по Парижу со старым зонтиком под мышкой, раскланивается с лавочниками и подсчитывает в уме, какую баснословную прибыль сулит ему захват почти всей Османской империи руками египтян, а Николай Павлович бегает по длинным анфиладам зал Зимнего дворца, продуваемым колючими сквозняками, и выискивает, на ком бы сорвать свой гнев».