Владислав Бахревский - Страстотерпцы

Патриархи вручили послу чудотворный образ Спаса Нерукотворного, а государь, приняв от Иоасафа икону Пречистой Богородицы Путеводительницы, благословил ею Афанасия Лаврентьевича и послов и сказал им последнее напутствие:

— Давно ли мы встречали сию икону здесь, на этом месте? Потеряна была Путеводительница наша в бою князем Иваном Андреевичем Хованским, обретена же мирно, посольским деянием. Пусть же не меч, но слово да любовь станут отныне оружием нашего царского величества. Ступайте и совершите.

А потом придвинулся к Афанасию Лаврентьевичу и шепнул:

— Семян добрых не забудь приглядеть. Дивные растения увидишь — денег не жалей. Привези.

Под колокольный звон двинулось посольство по Смоленской дороге. Посол ехал верхом, не оборачиваясь, дабы не спугнуть счастья. Улыбался, вспоминая последнюю напутственную просьбу самодержца.

Ордин-Нащокин с благословения патриархов отправился на запад искать для царя Алексея Михайловича мир и жизнь, а на юге царства, на православной Украине, торжествовали война и смерть.

Митрополит киевский Иосиф Тукальский много раз в тайных письмах предлагал Ивану Мартыновичу Брюховецкому булаву всей Украины. Дорошенко-де ради единения казацких сил готов сложить клейноды власти, уступить истинному гетману столицу Богдана Хмельницкого казачий город Чигирин.

Но стоило Ивану Мартыновичу сделать дело — побить московских воевод, растоптать доверие русского царя, как от Дорошенко приехал сотник не с бунчуком и булавой и даже не с грамотой — с наскоро нацарапанной цидулкой: привези булаву, поклонись, получишь по смерть Гадяч с пригородами, а не то...

Брюховецкий чуть не помер от ярости: надули! Митрополит надул. Шпионы доносили: левобережные полковники, свои, ненавидя гетмана за его боярство, а теперь за поклоны султану, готовы перейти к Дорошенко. Не раз перекрестился Иван Мартынович, что успел приобрести дружбу запорожцев. Во все города были посланы отряды сечевиков с правом быть в этих городах хозяевами.

Ободрили татары. В Гадяч для принятия присяги падишаху Магомету IV явился с сильным отрядом крымских татары мурза Челибей.

Челибей поднёс гетману халат и саблю. Брюховецкий одарил мурзу рыдваном с упряжкой лошадей, двумя персидскими коврами, двумя русскими девками.

Челибею подарки понравились, но затребовал заплатить за будущую службу своему отряду. На семь тысяч золотых червонцев раскошелился Иван Мартынович. Купил у татар защиту от Дорошенко и от русских.

А русские наседали, возвращали город за городом. Жители приходу московских воевод радовались, запорожцы вели себя со своими кровными единоверцами хуже татар.

Держал Брюховецкий совет с Челибеем, с полковниками запорожцев Чугуем, Сохой, Бороной. Решили собрать войско, чтобы изгнать русских воевод.

К жене своей, к княгине Долгорукой, Иван Мартынович выказывал во дни своей измены всяческое презрение: угождал запорожцам.

Перед походом затосковал, пришёл к супруге попрощаться, повиниться.

— Прости меня, Богом данная! Быть гетманом — не быть хозяином своей жизни. В Москве царю угождал, нынче перед турками спину гну, перед казацкой чернью. Благослови меня, жена, на ратное дело.

— Против русских?

— Да хоть и против русских! Что тебе до них? Ты — моя половина.

— Бог тебе судья, Иван Мартынович, — сказала княгиня. — Не о победе твоей, твои победы все позади, о тебе молиться буду. Господь даст, не сделаешь меня вдовою.

Сняла с себя золотой крестик, надела на Ивана Мартыновича.

— Да убережёт тебя твоя вера!

Войско гетмана и Челибея, не пройдя ста вёрст, расположилось лагерем близ Диканьки на Сербином поле. Здесь Иван Мартынович решил подождать своих полковников.

Вдруг вместо полковников явились посланцы Дорошенко — десять сотников. Сказ их был короток:

— Положи, гетман, булаву, знамя, бунчук. Отдай пушки да и ступай себе в Гадяч или на все четыре стороны.

Брюховецкий приказал заковать сотников в цепи, гнать в Гадяч пешком.

— Не показывал бы ты, Иван Мартынович, своего норова, — советовали сотники. — Завтра на Сербином поле будет Пётр Дорофеевич.

И Пётр Дорофеевич не заставил себя ждать. Полки Дорошенко появились рано утром.

Брюховецкий приказал войску построиться, послал гонца к Челибею. Но казаки россыпью двинулись встречать братьев с правого берега.

— Мы за Брюховецкого стоять не будем! От него доброго не дождались. Дождались войны да кровопролития.

Татары кашеварили, показывая казакам Дорошенко, что их дело сторона.

Пётр Дорофеевич стал в полуверсте от шатра Брюховецкого. Послал за гетманом сотника Дрозденко.

Иван Мартынович сидел в кресле, ухватясь рукою за крестик жены: Бог карает изменников изменой. Страха не было. Иван Мартынович знал — вот он, его последний час. Сидел удобно, вздрёмывая.

Дрозденко вошёл в шатёр с пятью казаками.

— Пошли к Петру Дорофеевичу!

Брюховецкий не пошевелился.

Дрозденко ухмыльнулся, схватил Ивана Мартыновича за руку, чтоб сбросить с кресла.

Запорожский полковник Иван Чугуй со всего маху пырнул сотника дулом мушкета в бок. Дрозденко рухнул на пол, казаки, бывшие с ним, выскочили из шатра и тотчас вернулись со свирепой толпою казаков.

Брюховецкого поволокли к Дорошенко. Пётр Дорофеевич сошёл с коня, спросил:

— Ты зачем в своих письмах поносил меня непристойно?

Иван Мартынович молчал.

— Ты зачем булавы не положил, когда тебе добром говорили?

И на это сказать было нечего.

— Ты гетман не только без оселедца, но и без головы.

Дорошенко взял коня за повод, пошёл прочь.

Кинулись на Ивана Мартыновича казаки, ободрали одежды и уже голого били, кололи, топтали...

Чугуй с запорожцами прибежали на выручку, но казаки встали стеной и не пустили.

К Чугую подошёл Дорошенко.

— Не вини меня, сечевик! Я Ивану Мартыновичу не желал смерти.

Начался всеобщий грабёж гетманского обоза и шатра. Вскоре все были пьяны. Явилась мысль, подсказанная запорожцами, кончить и другого гетмана. Толпа двинулась к шатру Дорошенко, но Пётр Дорофеевич, узнав о пьяном сговоре, загородился бочками с горилкой.

Пока казаки управлялись с зелёным змием, Дорошенко, не испытывая судьбу, отъехал со всею старшиной, с верными казаками на край обоза.

Утром было похмелье и раскаяние.

Дорошенко приказал подобрать тело Брюховецкого, отвезти в Гадяч.

Похоронили Ивана Мартыновича в церкви, которую он сам же и построил. Тоже ведь страстотерпец.

День проводов антиохийского патриарха Макария, назначенный на 5 июня, приближался. Алексей Михайлович приказал Дементию Башмакову, чтоб подьячие Приказа тайных дел объездили все богатые московские дома: пусть патриарх изведает русское гостеприимство полной мерой.