Иван Катавасов - Блаженство по Августину

Сказать так картагцам есть то же, что и во всеуслышание пожелать похоронной процессии счастливого пути и благополучного возвращения. Увечить и убивать не станут, но беспременно побьют, больно ему всыпят, постараются чувствительно выколотить дурь из невежи и грубияна, обладателя скверного языка, невместно предсказывающего неоднократные смертные несчастья.

Чем больше злого дурака отлупить, тем меньше сбывается зловещательная примета, — обыкновенно берут за непреложную истину суеверы-язычники.

Потому невежественного Гипата на всякий случай примечательно и непреложно, будто исполняя священный обряд, повлекли за перистиль на берег моря к большой городской клоаке туда, где она соединяется с отводом нечистот из терм. Подняли со скрипом ржавую тяжелую решетку и дружно спустили треклятого бедоносца вниз, стремглав подале, а с ним и предреченные беды-горести пускай благолепно смываются, проваливают. Для надежности железную решетку здоровенным камнем сверху привалили благочестные картагские квириты.

Благо по причине ведренной осенне-летней, истинно виноградной солнечной погоды клоака значительно обмелела. Утонуть нечестивый грек не утонет. Ну и прекрасно, нечего брать на душу грех нечаянного смертоубийства, будь то по-христиански или в языческой традиции.

Оттуда у горемыки два надежных пути. Либо двинуться короткой дорогой вверх по вонючему течению, пройти каких-то полсотни футов и вернуться в термы, поднявшись по склизким ступеням через отхожее место. Либо, кинически проклиная грубых африканских варваров, по колено в мерзком дерьме брести полстадия с лишним под уклон под каменным сводами клоаки к ее устью.

Куда собственно потащится на свет посрамленный в диспуте грек, никого не интересовало. Сам же ведь он дискуссионно утверждает: то, что внизу, то и наверху. Скажем, повсеместно всячески…

Сколь ни хотелось Аврелию подольше задержаться в термах, радостно, тщеславно принимая многие поздравления и чин чинарем бесплатную выпивку от благожелательных картагцев, тем не менее нужно поспешить домой на обед к Монике. С собой, по настоятельной просьбе матери, он пригласил только двух старых знакомцев — Дамара Небридия и Романиана Скевия, тоже уроженцев Тагасты.

Благодаря материнским настояниям и ее неустанным рачительным усилиям, во время чинного обеденного застолья, намечавшегося из различных перемен вкусных разнообразных блюд, их также ожидает благороднейшее чтение, призванное услаждать слух и упражнять разум званых гостей. С этим Аврелий Августин по-хозяйски фамильно согласился; напрасно женщине не перечил, чтобы и литературу ввела в домашний профессорский обиход да в семейный уклад почтеннейшая тагастийская матрона Моника Августиана.

Сегодня за обедом им предстоит приступить к фабульным перипетиям-переломам «Узнаваний» в десяти кратких, удобных для чтения вслух, книгах сомнительного авторства Климента Римского. Эту хитросплетенную словесность набожной Монике отрекомендовал какой-то христианский пресвитер то ли еще в Тагасте, то ли уже в Картаге. Тогда как Аврелий, ранее ознакомившийся с этим греческим текстом под титулом «Анагнорисы», счел его произведением скорее антихристианским и еврейским, допустим, и речь в нем идет будто бы о христианах-римлянах из августейшей семьи.

Являясь почтительным и уважительным сыном, как-либо разочаровывать мать он не пожелал. Семья остается семьей, пусть себе он ее глава, старший в роду, если брать в номенклаторском смысле и в фамильном установлении. Лучше после когда-нибудь в либеральной дружеской беседе с Небридием и Скевием подробно размозжить, разгромить, раздраконить, раздробить те самые авантюрные «Клементины», какие некоторые малосмысленные в ученом правоверии христиане чтут в ложном качестве духоспасительного чтения.

К тому же с возрастом у матери явно ослабело зрение, хотя она и раньше-то плохо различала вблизи даже крупно выведенные слова в слитных строках на пергаменте и папирусе. Зато ее доверенный глазастый раб-чтец Клар четко видит и выразительно, с цезурными паузами, читает при свете масляных светильников, когда солнце заходит, а обед по-римски все еще продолжается.

Плотно и продолжительно обедать Аврелий предпочитал за час или за два до заката и никогда не любил разрубать надвое светлый день, предаваясь сну в пополуденное время. Эту восточную сонную привычку по-всякому не принимает его телесная душа.

Ясен свет, спать-то надо темной ночью, по крайней мере очень ранним летним утром. А полноценные дневные часы во всякую пору года должно всецело посвящать деятельному мыслительному бодрствованию. Такова жизненная потребность любой достаточно разумной души.

Может быть, на обеденное чтение как-нибудь подсунуть Клару «Жизнь Аполлония Тианского»? — по поводу мимоходом принялся размышлять Аврелий.

К упомянутому творению Флавия Филострата и ко всевозможным языческим теургам картагский ритор Аврелий Августин относился весьма скептически. Но его матери оно должно определенно прийтись по душе и по сердцу. Или где там еще, в каком органе или членах тела у человека поэтически зарождаются конгениальные мысли перед обедом?

— Игитур, направим поскорее наши стопы, друзья мои, к общему застольному предложению! Ибо всяческое брюхо гораздо активнее, нежели достопочтенные сенаторы, голосует ногами за ежедневное пропитание. Литургически выразимся по-христиански: хлеб наш насущный подайте днесь! — иронично провозгласил Аврелий.

Какой-либо дорожной дискуссии на животрепещущие религиозные или политические городские темы между тремя друзьями не возникло, поскольку все трое словно врасплох проголодались. Посему они ускорили шаги, на ходу перебрасывались незамысловатыми шутками насчет встречных надутых магистратов, — тощих и толстых — должно быть, также торопившихся к семейному обеду по завершении сущих общественных обязанностей, торговых и пекуниальных дел.

По африканскому обыкновению жители Картага в жаркий полдень не обедают, но лишь слегка утоляют голод. Да и то не все и не всегда. Но вот ближе к закату наступает всеобщий праздный обеденный час и для торговцев съестными припасами. Хотя к разносчикам горячей пищи это не очень относится, и они деловито перемещаются от Верхнего и Нижнего рынков, от форумной площади поближе к жилым многоярусным инсулам, где многие жильцы не утруждаются поваренными хлопотами и не выносят отвратного поварского чада в частном тесном жилье.

Когда-то Аврелий в таком вот общежитейском модусе чаще всего питался, обходясь немудрящей готовой провизией в разнос. Теперь же другое дело при Монике и наличествующем искусстве их умелого тагастийского повара Апикиана. Можно и друзей надлежаще угостить на славу, до отвала…