Валерий Замыслов - Чертово яблоко (Сказание о «картофельном» бунте)

— С руками оторвут, Филат Егорыч, и цену хорошую положат. Волга! Дело ныне прибыльное… Все думал, кому в добрые руки заводик передать, вот посему тебе и намекнул.

— Благодарствую, Федор Борисович. Я бы с полным удовольствием. Вязники от Ярославля недалече. Лишняя недвижимость никогда не помешает.

— Тогда мешкать не будем и завтра состряпаем купчую. По старой дружбе обдирать тебя не буду. Ценой останешься доволен.

Голубев вновь поблагодарил Мясникова, а тот, отложив чубук на рядом стоявший столик, сказал:

— Теперь потолкуем о винокуренных заводах. Ты уже видел у меня новое оборудование. Советую и тебе не мешкать. Дорогое, но окупается за полгода. А вот если бы водочку на картофеле вырабатывать, тогда и вовсе можно ходить в больших барышах. В европейских странах вовсю уже картофель используют, ибо он содержит едва ли не треть крахмала, а промывают клубни для винокурения в особых вращающихся барабанах или подобных снарядах. Кажись, пора и нам за сей овощ браться.

— Пора, Федор Борисович. У нас в Вязниках только и разговоров о картошке. В апреле, чу, завезут большую партию, но мужики и слушать ничего о чертовом яблоке не хотят. Шумят.

— Шумят и в Ярославской, и Владимирской губерниях, но ничего страшного. Дело привычное, мужики всю жизнь чем-то недовольны, но на сей раз им придется смириться.

— Да ведь как сказать, Федор Борисович. Ни у Петра Первого, ни у Екатерины Великой картофельное вторжение не удалось. Как бы и ныне затея не провалилась.

— Ныне не провалится, Филат Егорыч. Петру помешали войны, а Екатерине — Пугачевский бунт. Ныне, слава Богу, в России спокойно, да и как мне известно от министра Киселева, что реформу о земле готовит, император Николай Павлович самым решительным образом намерен внедрить картофель во всем государстве. Человек он твердый и примет все возможные меры, чтобы крестьяне бесповоротно разместили на своих десятинах иноземный овощ. Нам же, промысловым людям, кои выделывают вино, прямая выгода от картофеля. Производство вина станет чуть ли не вдвое дешевле. Будем всячески поощрять намерения императора.

— Золотые слова, Федор Борисович…

— Ну и как, Пятуня? — спросил хозяин.

— Худо, хозяин. Чай, сам видишь.

Явился Пятуня в разодранном армяке и без треуха. Лицо жалкое, напуганное.

— Если бы не хозяин избы, живехоньким не остался.

Амос со зверским лицом стоял на нижней ступеньке крыльца.

— Не скули, шелудивый пес! Тебе ничего нельзя доверить!

И так пнул тяжелым сапогом работника, что тот отлетел от крыльца на добрых две сажени.

Амос питал большие надежды на поимку Стеньки Грачева. Минувшим летом князь Голицын объявил большую награду тому, кто укажет место пребывания беглецов, угнавших его породистых лошадей. Но не только награда прельщала Амоса: он рвался пробиться в городскую думу, а посему нередко посещал дом городничего Берсенева, принося ему наилучшую озерную рыбу. Тот благосклонно принимал «дар» от Рыболовной слободы и говаривал:

— Радение твое, староста, не забуду. Ты уж постарайся, голубчик, лавку открыть да в купеческое сословие выбиться, а там и Дума тебе будет открыта.

Амос человек был тщеславный и немало уже скопил деньжонок, чтобы приступить к началу претворения своей мечты.

Стеньку ему сам Бог послал. Если ему, Амосу, удастся шепнуть о беглеце самому полицмейстеру, то тот не преминет замолвить словечко городничему, кой с большим бы удовольствием доложил их сиятельству Голицыну о поимке воров.

Но дело застопорилось из-за растяпы Пятуни. Этот Стенька заметил слежку и теперь где-то скрылся. Но всего скорее, он спрятался в Ростове, и если обшарить весь город, то разыскать его будет не так уж и трудно. Слишком приметная фигура, а посему надо навестить полицмейстера, но упредить, чтобы никто не узнал осведомителя, иначе можно получить дубину в темном месте. В Ростове всякие людишки проживают.

Полицмейстер и впрямь заинтересовался сообщением старосты Рыболовной слободы.

— Если в Ростове где-то приютился, то всенепременно найдем. Инкогнито же вам будет обеспечено. Сегодня же дам распоряжение о розыске преступника. Опишите как следует словесный портрет негодяя.

Амос рассказал о лице и фигуре Стеньки Грачева до мельчайших подробностей, что было досконально записано одним из полицейских, находившимся в кабинете. Амос косил на него хмурым взглядом и сокрушенно думал: «Не проболтался бы. Не каждый может язык на замке держать».

Но полицмейстер его успокоил:

— Как и условились, инкогнито вам будет обеспечено. Не беспокойтесь, господин Фомичев. Ни одна живая душа не узнает о нашем разговоре.

На другой день все городовые были подняты на ноги, но первые два дня успеха не принесли. Но как это часто бывает — помогла случайность.

Помощник повара Гаврилыч пошел в мясную лавку, а ее хозяин, любитель поговорить, как бы мимоходом произнес, кивнув на городового, который неподалеку остановил извозчика.

— И ко мне подходил. Не видел ли я высокого молодца в лисьей шапке. И чего все выпытывают?

— Какого молодца? — безучастно, лишь бы поддержать разговор, спросил Гаврилыч.

— А бес его знает. Какого-то Стеньку, что в злодеянии уличен. Чу, здоровенный парень.

— Здоровенный?.. В лисьей шапке? — насторожился дворовый Мясникова.

— Аль видел такого, Гаврилыч?

— Не может быть… Пойду я, любезный, — как-то растерянно произнес Гаврилыч и поспешил к своему дому.

Хозяин лавки покачал головой, хмыкнул. Дело нечистое. Надо городового окликнуть.

Через час в комнатку Стеньки вошли четверо урядников с околоточным.

— Стенька Грачев?

— К сожалению, но другого здесь не вижу.

— Одеть наручники.

Стенька не сопротивлялся.

Околоточный выбежал во двор и подошел к повозке полицмейстера.

— Он самый, ваше высокоблагородие. Везти в участок?

— Успеешь.

Полицмейстер вышел из повозки и зашагал к парадному крыльцу дома Мясникова.

Федор Борисович был удивлен докладом камердинера:

— Господин полицмейстер просит принять, ваша милость.

— Что ему угодно? — холодно спросил Мясников. Он не любил, что чиновники, пусть даже высокого ранга, являются к нему без предупреждения. Самый богатый и самый знатный человек города с таким же холодком мог отнестись и к неожиданному визиту городничего, который всегда нуждался в деньгах на благоустройство города и докучал своими просьбами.

Камердинер, облаченный в темно-синюю ливрею, расшитую золотыми галунами, бесстрастно произнес:

— Их высокопревосходительство, господин Багров, изволил сказать, что явился по весьма срочному и важному делу, ваша милость.