Валерий Замыслов - Иван Сусанин

Первый мужик заявился к старосте перед масляной неделей, но получил отлуп:

— Раненько пожаловал. Впереди Великий пост, какая уж тут свадьба? На Покров дочь выдам, и чтоб всё было по старинному обряду.

Мужики приуныли, а Иван Осипович посмеивался:

«Ишь как загоношились. Пусть надежду лелеют. Мы ж с Тонюшкой торопиться не станем. Свадьба скорая, что вода полая. До Покрова к парням приглядеться надо».

В крестьянских хлопотах и заботах время стрелой летит. В цветень мимо изгороди двора старосты шел русокудрый молодец. Увидел Антониду, коя полола лук, и озорно крикнул:

— Здорово жили, Антонида Ивановна! Не подмогнуть ли?

Антонида распрямила спину, откинула косу за плечо. Опять этот Богдашка. Он и прошлым летом в первый Спас ей наливное яблочко через изгородь кинул.

— Лови, Антонида Ивановна, яблочко волшебное.

— Отчего ж, волшебное?

— А кто его в полночь скушает, тот красотой нальется.

— Да ну тебя, пустомеля.

— А вот и скушаешь, дабы губки алыми стали. Уж так любо алые губки целовать.

Антонида зарделась малиновым цветом. Впервые ей довелось услышать от парня т а к и е бесстыдные слова.

— Ступай! Видеть тебя не хочу охальник.

Но Богдашка знай лыбится белыми зубами.

— Хочешь, поцелую?

— Отца позову!

Богдашку как ветром сдуло, а Антонида еще долго не могла прийти в себя. Презорник! Костерила охального парня, однако слова его задели за живое, ибо от них веяло какой-то чудодейственной силой. Отцу она ничего не рассказала, да и Богдашка постепенно забылся. Но вот вновь он напомнил о себе.

— Без помощников обойдусь.

— Да так ли, Антонида Ивановна? Глянь, какой я сильный.

Богдашка и впрямь выглядел добрым молодцем: рослый, крутоплечий, подбористый. Но Антонида насмешливо молвила:

— Сила без ума — обуза.

Богдашка распахнул калитку и медведем ринулся в огород, в коем росли три яблони. Одна из них почему-то посохла, сиротливо шелестя единственной зеленой веткой.

— Да я это дерево с корнями вырву!

— Коль выдернешь, полцарства своего отдам и царевну в придачу, — услышал Богдашка позади себя чей-то насмешливый голос.

Обернулся — и куда прежняя озорная отвага девалась.

— Прости за вторжение, Иван Осипыч.

— Чего оробел? Выдирай древо.

— Не осилю, Иван Осипыч.

— Да ты, погляжу, не так и силен, Богдан сын Сабинин.

— Не жалуюсь, — переступая с ноги на ногу, молвил Богдашка.

Отец лукаво глянул на Антониду.

— Испытаем его, дочка? Давай-ка поборемся, детинушка.

— Да ты что, Иван Осипыч, — и вовсе засмущался Богдашка. — Не пристало крестьянскому сыну старосту подминать.

— А ты подминай. Я хоть и староста, но тоже сын крестьянский. Давай!

— Не подстрекай, Иван Осипыч. Старый ты.

— Старый?!

Тут уж Сусанину угодила шлея под хвост. Это он-то старый?

Скинул кафтан, засучил рукава льняной рубахи и подступил к Богдашке.

— Вали старика. Вали, сказываю!

Богдашке ничего не оставалось делать, как принять вызов. Тем более, дочка старосты рядом. Пусть удостоверится, какой он ловкий да сильный.

Схватились! Богдашка помышлял валить «старика» не сразу, а исподволь, дабы уж совсем не осрамить его, но когда почувствовал в руках Иван Осиповича медвежью силу, то решил бороться в полную мочь.

— Вали, вали старика, Богдашка! — натужно выкрикнул Иван Осипович и, улучив момент, оторвал детину от земли и уложил его под яблоню.

Богдашка поднимался с ошарашенными глазами. Антонида же звонко рассмеялась.

— Ну и силач ты, Богдашка. Да тебя любой старик подмышкой унесет.

Посрамленным уходил Богдашка со двора старосты, а Иван Осипович задумчиво глянул ему вслед…

После страды вновь зачастили к старосте сваты. Сусанин с уважением каждого встречал, неторопко расспрашивал и разглядывал жениха, а напоследок поднимался с лавки и высказывал одно и тоже слово: «Покумекаю». Хотя мог обойтись и без смотрин, ибо досконально знал каждого мужика и его сыновей, но стародавний обычай требовал — принять любого свата.

Антонида лишь пытала, кто приходил, и на том ее расспросы заканчивались, словно ей было все равно, кто домогается ее руки.

Лишь один мужик, имевший неженатых сыновей, не появился в избе старосты. Сабинка, тот самый Сабинка, кой прохладно относился к Ивану Осиповичу. Угрюмый, ворчливый мужик, давно решивший для себя, что порога не переступит избы старосты. Да и Богдашка, после позорного для его поединка, не питал никаких надежд на благожелательный исход. Антонида метлой погонит его с крыльца.

По всей Руси Покров шумел свадьбами, а в Деревнищах было тихо. Мужики, встречаясь, толковали:

— Зазнался староста. Нужны мы ему, как клопы в углу. Ему, вишь ли, купецкого сына подавай.

Напрасно сетовали мужики: Иван Осипович поджидал Сабинку с сыном. Он еще со цветеня решил: Богдашке быть мужем дочери. Правда, чересчур говорлив, но нравом веселый и добрый. В мать пошел: самая веселуха в деревне. Да и в работе Богдашка не из последних, от трудов не бегает. При этаком муже двор не захиреет. Одно худо — Сабинка черств, бирюк бирюком, с таким сватом сидеть за одним столом докука. Но дочке не со сватом жить.

Как-то, будто ненароком, обмолвился:

— Намедни Богдашку видел.

Антонида сидела за прялкой. Подняла на отца голову, и тот заметил в ее глазах нескрываемое любопытство.

— И что?

— Шапку приподнял, поздоровался и дале зашагал. До сих пор глаза на меня поднять боится.

— Зря ты его поборол, — вдруг высказала Антонида.

— Зря? — нарочито удивился отец. — Ах да…Полцарства бы ему отдал и царевну в придачу.

Ничего не сказала Антонида, лишь смущенное лицо к веретену склонила. Но это окончательно убедило отца, что дочь будет согласна выйти за Богдашку. Надо бирюку намекнуть.

И случай подвернулся. Шел Иван Осипович в Деревнищи к своей Устинье и увидел впереди себя увязшую в грязи телегу, тяжело груженую сеном. Лошаденку отчаянно нахлестывал вожжами Сабинка, но та храпела, выбивалась из сил, а воз — ни с места.

— Погодь, Сабинка, битьем не поможешь. Дай ей передохнуть.

Сабинка хмуро глянул на старосту, проворчал:

— Дождь вчера прошел, будь он неладный.

— С угодья на двор? А где же сын?

— На угодье оставил.

Иван Осипович огладил потную лошадь, легонько потрепал ее за холку.

— Ты уж постарайся, касатушка, помогу тебе. А ты, Сабинка, за узду тяни.

Иван Осипович ухватился обеими руками за осевшую в грязь ступицу, крикнул:

— Тяни, Сабинка!

Лошадь натужно всхрапнула и вытянула воз. Мужик головой крутанул:

— Двужильный ты мужик, староста. Должок за мной.

— Истинно. Приходи завтра с супругой. Потолкуем.

— Дык… Придем, Иван Осипыч.

На другой день состоялся «сговор», но Иван Осипович повторил свою просьбу: