Валерий Замыслов - Иван Сусанин

— Не пойду за князя! — притопнула ногой Антонида. — Не пойду! Так и передай Богдашке, — забывшись, не по обряду воскликнула она.

Но Улита тотчас поправила:

— Аль не я тебя вразумляла, как надо побыт держать? Часами всем ведала. Уж так Богом заведено, Антонида. Муж жене — отец, муж — голова, жена — душа. Принимай розгу с поклоном.

— Уж, коль так заведено, — притворно вздохнула невеста и отвесила дружке земной поклон. — Мил мне подарок князя.

Чуть погодя, наряженную Антониду под покрывалом повели под руки в повалушу и усадили на возвышение перед столом, накрытым тремя скатертями. Подле уселся Иван Осипович, за ним — сват, сваха, «сидячие боярыни», «княгинины» подружки. Сваха молвила:

— Ступай к жениху, дружка. Пора ему ехать по невесту.

Дружка тотчас поспешил к «князю», тот ждал его в своей избе. Выслушав дружку, первым поднялся с лавки приходской священник Евсевий, пропел тягуче:

— Достой-но е-есть!

Посаженный отец и посаженная мать, с иконами в руках, благословили жениха и повелели ему идти к невесте. У «княгининых ворот» пришлось остановиться: они были накрепко закрыты.

— Пропустите князя ко княгинюшке! — закричал набольший дружка.

— Уж больно тароваты! — отвечали за воротами девки. — Много ли вас да умны ли вы?

— Много. Умны!

— А вот и сведаем. А ну-ка разгадай, дружка. Стоит старец, крошит тюрю в ставенец.

Первую загадку дружка угадал легко:

— Ставец да лучина, девки!

— Вестимо. А вот еще: родился на кружале, рос-вертелся, живучи, парился, живучи, жарился; помер — выкинули в поле; там ни зверь не ест, ни птица не клюет.

Над второй загадкой дружка призадумался. Минуту думал, другую, и, наконец, молвил:

— Горшок, девки!

— Вестимо. А ну-ка последнюю: сивая кобыла по торгу ходила, по дворам бродила, к нам пришла, по рукам пошла.

Над третьей загадкой дружка и вовсе задумался, а девки стоят за воротами да посмеиваются:

— Как в лесу тетери все чухари, так и наши дружки все дураки.

Дружки носы повесили. Мудрена загадка! Так бы и довелось срам принять, да тут дед Шишок выручил; молча соединил он руки кольцом да затряс из стороны в сторону.

— Сито, девки!

Девки перестали насмешничать, выдернули засов, распахнули ворота. Все прошествовали в повалушу. Набольший дружка преподнес «княгине» сряду.

— Что говорено, то и привезено.

Жених с поклоном ступил к свахе, сидевшей обок с невестой.

— Прими злат ковш, сваха, а место опростай [180] Опростать — в данном случае освободить. .

— Ишь ты, — улыбнулась сваха. — Уж больно ты проворен, князь. У меня место не ковшевое, а становое.

Жених вновь повторил свою просьбу, но тут ему ответил Епишка:

— Торгуем не атласом, не бархатом, а девичьей красой. Подавай куницу да лисицу.

— Для такой красы ничего не жаль. А ну, дружки, одари княгиню! — весело прокричал «князь».

И одарили!

Улита уступила место жениху. Двое «сидячих боярынь» протянули между новобрачными красную тафту, чтобы те допрежь времени друг друга не касались.

На стол же подали первое яство. Батюшка Евсевий зачал молитву, а Сусанин благословил чесать и «укручивать» невесту. Улита заплела невестины волосы в косы, перевив их для счастья пеньковыми прядями. Молвила торжественно:

— Кику [181] Кика — женский головной убор., окружавший голову в виде широкой ленты, концы которой соединялись на затылке; верх покрывался цветной тканью. У богатых женщин передняя часть кики – очелье — богато украшалась жемчугом и драгоценными камнями. Спереди к кике подвешивались спадавшие до плеч жемчужные Нити (поднизи), по четыре или шесть с каждой стороны. , княгине!

Кику подали «сидячие боярыни». Сваха приняла и надела ее на голову невесты.

А за столом становилось все шумней. Дед Шишок похваливал молодых да к чарке прикладывался:

— Ладная у тебя будет женка, князь. Живи да радуйся. Мне б твои лета.

— Да ты и теперь хоть куда, — подтолкнул деда Епишка.

— Э нет, сват, не тот стал Шишок. Помни, Епишка: до тридцати лет греет жена, после тридцати — чарка вина, а после и печь не греет. От старости зелье — могила.

— Складно речешь, дед, — крутанул головой Епишка. — Так-то уж никто тебя и не греет?

— Никто, Епишка, — сокрушенно высказал старик.

— А чего ж чару тянешь?

— А как же без чары, милок? — подивился дед. — Чара — последняя утеха. Один бес помирать скоро.

— Вестимо, дед. Помирать — не лапти ковырять: лег под образа да выпучил глаза, и дело с концом.

— Цыц, собачий сын! — разошелся Шишок. — Я еще тебя переживу, абатура. Не тягаться тебе со мной не вином, ни саблей. Башку смахну, и глазом не моргнешь. Айда на двор, вражина!

Епишка захохотал, крепко обнял деда.

— Вот то Муромец! Люб ты нам, дед Шишок. Так ли, застолица?

— Люб! — закричали мужики.

Дед крякнул и вновь потянулся к чаре.

Как только подали на стол третье яство, сваха Улита молвила родителю невесты:

— Благослови, Иван Осипович, молодых вести к венцу.

Застолица поднялась. Сусанин благословил молодых иконой и, разменяв «князя» и «княгиню» кольцами, молвил:

— Дай Бог с кем венчаться, с тем и кончаться.

У крыльца избы стояли наготове свадебная повозка и оседланные кони. Повозка нарядно убрана, дуга украшена лисьими и волчьими хвостами, колокольцами и лентами.

Невеста, сваха и Иван Осипович уселись в повозку, а жених и его дружки взобрались на верховых лошадей.

«Ясельничий» стоял у храма Воскресения и сторожил, дабы никто не перешел дороги между конем жениха и повозкой невесты. Подле ограды храма повозка остановилась. Антонида в сопровождении отца, свата, свахи, и всех гостей пошла к церкви.

— Про замок не забудь, — тихонько напомнила сваха.

— Не забуду, Улита Власьевна. Всё назубок заучила.

Невеста подошла к вратам, опустилась на колени и принялась грызть зубами церковный замок. Молвила по обычаю.

— Мне брюхатеть, тебе прихоти носить.

Свадебные гости принялись кидать под венчальное подножие полушки.

— Быть молодым богатым!

— Жить полной чашей!

— Жить, не тужить!

Отец Евсевий приступил к обряду венчания. «Сидячие боярыни» набожно крестились и глаз не спускали с молодых. Под венцом стоять — дело собинное, чуть оплошал — и счастья не видать. Обронил под венцом обручальное кольцо — не к доброму житью; свеча погаснет — скорая смерть. А кто под венцом свечу выше держит, за тем и большина.

Молодые ни кольца не обронили, ни свечи не загасили, а задули их разом, чтобы жить вкупе и умереть вместе. То всем гостям пришлось по нраву: не порушили обряда молодые, быть им в крепкой любви да в согласии

После венчания с Антониды сняли белое покрывало. Отец Евсевий проглаголил новобрачным поучение и подал им деревянную чашу с красным вином. Молодые трижды отпили поочередно. Опорожненную чашу Богдан бросил на пол и принялся растаптывать ногами. Топтала чашу и невеста: чтоб не было между мужем и женой раздоров в супружеской жизни.