Валерий Замыслов - Град Ярославль

— Добеги до стрелецкого головы Акима Лагуна. Попроси его прибыть к избе со стрельцами.

Аким Лагун нес по Ярославлю караульную службу. Его твердая рука зело понадобилась Минину и Пожарскому. Город наводнен разношерстным войском: стрельцы, пушкари, казаки, татары, башкиры, черемисы… А среди них — бояре, дворяне и мурзы со своими дерзкими холопами. Иногда вспыхивали ссоры и мелкие стычки и тут, наводя порядок, вмешивались стрельцы Лагуна, разбитые на десятки.

Вскоре к Земской избе явился сам Аким Лагун и, взяв Василия Лыткина, Григория Никитникова и Аникея Спирина за пристава, доставил их в Воеводскую избу к Пожарскому, где находились городовые воеводы и приказные люди.

Дмитрий Михайлович никогда не видел Минина таким возмущенным.

— Что случилось, Кузьма Захарыч?

— Сии купцы затеяли изменное дело. Они наотрез отказали в подмоге ратным людям. Даже пятая деньга им-де непосильна. Посадские люди городов, отшатнувшихся от Вора, последние деньги отдают на ополчение, эти же скаредничают. Зато самозванцам и всяким ворам целые подводы отвозили и никаких денег для них не жалели. Аль то не измена? А коль так, то и поступать с ними надлежит, как с изменниками. Отобрать всю казну, а самих в поруб посадить!

Дмитрий Михайлович сразу уяснил, что Минин перегибает палку, слишком круто берет, крутые же меры к торговым людям не желательны, но пожурить Минина, да еще при воеводах и приказных людях, — подорвать к нему доверие. Сие чревато. Но нельзя и купцам спуску давать, ибо служилые люди, не получив жалованья, начнут покидать Ярославль.

— Кузьма Захарыч дело сказывает. Ныне, кто супротивится Земскому ополчению — тот же враг и изменник. Отобрать казну!

Молвил жестко, сурово.

Василий Лыткин побледнел: избранный всей землей воевода слов на ветер не кидает. Лишиться казны — надеть нищенскую суму. Опустился на колени, а за ним и Никитников со Спириным.

— Прости вины наши, воевода. Окажем подмогу.

— Третью деньгу! — веско бросил Минин.

— Третью?.. Да как же так? — захлопал свинцовыми глазами Лыткин.

— Третью, либо в поруб!

Встретившись с непоколебимыми глазами выборного человека, Лыткин тяжко вздохнул и буркнул:

— Отдам и третью.

— Целуй крест. Все целуйте.

Купцы выполнили и этот приказ Минина.

Когда остались одни, Пожарский спросил:

— Не переборщил, Кузьма Захарыч? Может, не стоило брать купцов за пристава? Отныне они тебе лютые враги, век не простят.

— Простят, Дмитрий Михайлыч, еще как простят.

В серых глазах старосты заиграла лукавинка, а затем они стали такими хитрецкими, что Пожарский невольно спросил:

— Аль что-то замыслил?

— Сии купцы — народ ушлый. На обухе хлеб молотят, с камня лык дерут. За одно лето третью деньгу в мошну вернут, и камень за пазухой держать не станут.

— ?

— Что больше всего боготворит купец? Деньги и почет. За почет он готов многим поступиться. Надо избрать купцов в Земский собор, то-то возгордятся. Собору или Совету всей земли царя выбирать, а всем тем, кто его выбирал, положены чины и награды. Купец спит и видит себя гостем, коему — и льготы на торговлю заморскую и торговля на Руси беспошлинная. Аль не возрадуется Лыткин и иже с ним?

— Хитрован ты, Кузьма Захарыч, — рассмеялся Пожарский. — Двух зайцев убил.

Ярославский Земский собор всколыхнул всю Русь. В Совете всей земли — выборные люди Подмосковья, среднего и нижнего Поволжья, окраинных и северных земель, Поморья и Сибири. Уже никого не дивило, что столицей всея Руси невольно стал преславный град Ярославль, на который с большой надеждой взирала большая часть русского народа. Все меньше и меньше становилось городов, присягнувших вору Сидорке. Все больше казаков отходило от Заруцкого и Трубецкого.

Земская изба стала тесна для выборных людей, и тогда Минин приказал изготовить обширный прируб на высоком дубовом подклете.

Артель плотников возглавил Первушка Тимофеев. Его давно уже в Ярославле заприметили: он и во время польской осады ловко и сноровисто рубил бревна для обветшалого острога, и на стенах крепости отважно бился, а когда враг-таки вошел в город, бесстрашно призвал ярославцев к восстанию. Лихой, смекалистый парень, да уже и не парень, а молодой, степенный мужик, — рослый, могутный, ко всякому делу привычный.

Услышав от своего тестя Лагуна, что Минин намеревается пристроить к Земской избе прируб, Первушка тотчас пришел к старосте.

— Прими в артель, Кузьма Захарыч.

Минин оценивающе глянул на детину. Сам когда-то неплохо владевший топором, на всякий случай спросил:

— Избу когда-нибудь рубил?

— В деревеньке с отцом ставил.

То было до Голодных лет. Тимофей надумал срубить добротную избу, ибо был он мужик основательный, на любую работу свычный. Он, как и любой мужик, живший среди лесов, знал толк в дереве, кое надо выбрать и подготовить так, дыбы изба не только век стояла, но чтоб пребывал в ней чистый, живительный дух. А для этого надо после Покрова пометить подходящие деревья, зимой вырубить и вывезти из леса, в марте-апреле сладить сруб: точно подогнать бревно к бревну, возвести стены, и оставить на несколько месяцев. Тут спешить никак нельзя: под собственной тяжестью бревна прижимались и медленно высыхали. Но упаси Бог, чтобы они пересохли, иначе намучишься с их обделкой. Строили, чтобы было не только удобно, а чтобы изба радовала глаз, «как мера и красота скажут».

Подле избы поставил Тимофей с Первушкой клеть и амбар, в коих будет храниться утварь, жито и прочие припасы. Изба, клеть, амбар — крестьянский двор, то, что возводил каждый мужик на Руси, что и берег пуще всего.

Отцовская основательность и мастеровитость передалась и Первушке…

— А рубки ведаешь? Они ведь, кажись, разные.

— Разные. Можно рубить в обло , когда круглое бревно кладется, как есть, в чашку вверх или вниз; в крюк, когда рубятся брусья, развал, пластинник, и когда концы пропускаются наружу, как в обло, но стена внутри гладкая, без горбылей; в лапу , когда изба рубится без углов, то есть без выпуска концов, но такая изба холодная, ибо легко промерзает. Сама же рубка в лапу двоякая: чистая и в охряпку . Есть и рубка в угол …

— Буде… Какую деньгу запросишь?

— Какая деньга, Кузьма Захарыч? Чу, понадобилась работа для Земского собора, да и по топоришку я соскучал.

— Неуж и впрямь задарма?

— Для общего дела руки не отсохнут. Я и с другими плотниками потолкую.

— Однако, — хмыкнул Минин и недоверчиво добавил. — Навряд ли уломаешь плотников.