Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— Христос учил их, говоря: блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо злословить за меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда в небесах: так гнали пророков, бывших прежде вас.

— Славно, славно, — похвалил Фёдор. — А как по части выпивки? Пьёшь?

— Что ты, государь, как можно при нашей работе. Руки будут дрожать, буквы поползут.

— Ну что ж, Никита Зотов. Сейчас тебя Фёдор Прокофьевич Соковнин отведёт к царице Наталье Кирилловне, представит. А там решим, когда начинать учёбу. На то надо и патриаршье благословение получить.

У Никиты от свалившейся на него нежданной благодати голова кругом шла (с самими царём говорил!!!), ноги ослабли, нижняя сорочка потом пропиталась. А тут ещё и к царице волокут. Боже ж ты мой, и всё в один день! Эдак и сердце надорвать можно.

— Вот, государыня-матушка, великий государь послал крестнику своему, царевичу Петру Алексеевичу, человека в науках искусного, в жизни набожного и праведного. Звать его Никита Зотов.

Царица протянула подьячему руку, тот неумело ухватился, поцеловал мягкую, тёплую.

— Коли ты доброй жизни человек, — молвила она, — и в божественном Писании искусен, вручаю тебе моего единственного сына. Учи его грамоте и праведной жизни.

И Наталья Кирилловна, Державшая сынишку за руку, подтолкнула его в сторону подьячего. «Праведник» Никита, залившись слезами, пал на колени перед царицей.

— Не достоин я, матушка-государыня, принять такое сокровище.

— Достоин, Никита, достоин. Раз тебя от государя прислали, значит, достоин.

А мальчик, с удивлением глядя на плачущего мужика, спросил:

— А в коней будем играть?

— Во что? — не понял Никита.

— В коней, говорю, будем играть?

— Будем, государь мой, обязательно будем, — отвечал с готовностью Никита, ещё не представляя, что это за игра такая «в коней».

— Ну вот, с завтрева и начнём учёбу, — сказала царица. — Что у нас завтра?

— Двенадцатое марта, матушка, — подсказал Соковнин.

— Вот с двенадцатого марта и начнёт мой сынок грамоту преодолевать. Приходи завтра после заутрени, Никита.

— А почему не сейчас? — спросил в нетерпении царевич. — Давай сейчас.

— Потерпи, Петенька. Царь и патриарх должны благословить тебя на труд сей. Потерпи, сынок, до завтрева.

Домой подьячий Никита Зотов летел как на крыльях. Ворвавшись в избу, закричал:

— Батя, угадай, какое счастье мне выпало?

— Руль нашёл.

— Да нет, что ты, совсем другое.

— Выходит, в дьяки тебя произвели.

— Да нет же. Нет. Вовек не угадаете.

— Ну говори же, что стряслось, не боярином же стал?

— Что там боярином, — расхрабрился дома Никита. — Меня произвели в учителя к царевичу.

— Ба-а, — разинул рот старый Моисей Зотов. — Это к какому же?

— К Петру. К Петру Алексеевичу.

— Мать! — закричал Моисей. — Давай тащи на стол хмельного чего. Никишка-то наш в какую высь взлетел. А ты не врёшь, часом, сынок?

— Да святой истинный крест, — перекрестился Никита. — Да рази такое выдумаешь. Такое и во сне не всякому приснится.

Хозяйка быстро собрала на стол постную закуску: капусту, грибки, поставила и бутылку с водкой. Разлили в кружки глиняные. Выпили за «счастье, свалившееся» на голову сыну.

— За что ж тебя произвели-то? А, Никита? — допытывался старый Моисей.

— За хороший почерк, отец. Как увидел моё письмо боярин, так и обомлел. Тебе, грит, токмо царей учить. Да.

— Вот видишь, когда я тебя письму учил, не напрасно, значит, за уши таскивал. А?

— Не напрасно, батя, не напрасно. Спаси Бог тебя за науку. Давай выпьем за тебя.

Выпили «за науку отцову», потом за будущего ученика Никиты, царевича Петра Алексеевича. Хотели и за царицу выпить, но мать забрала бутылку со стола и сказала:

— Довольно. А то завтрева вылетишь из учителей-то. Поди, пьяниц царица не жалует.

— Эт верно, — подтвердил Никита, вспомнив, как он уверял царя в своей трезвости. — Пьяниц там вон со двора.

Когда уже спать укладывались, Никита спросил отца:

— Батя, а что это за игра такая «в коней»?

— В каких коней?

— Да царевич спросил меня, будем ли в коней играть?

— А-а, — усмехнулся Моисей. — Чего ж тут понимать-то, готовься конём быть, Никита, и ржать и скакать. Царевич тебя обратает.

— Да за ради Бога, — обрадовался Никита такой простой разгадке. — Он такой... он такой ангелочек, да я его хошь весь день катать готов.

— Каков он с виду-то?

— Картинка, батя. Волос чёрный, кудрявый, глаза тоже чёрные, большие такие, ресницы долгие. Вот тут на щеке родинка. А уж, видно, такой любопытный да живой, непоседливый.

— Гляди, Никита, береги ребёнка-то, они, непоседливые-то, сами на рожон нечаянно наскочить могут, вспомни царевича Дмитрия [40] Царевич Дмитрий (1582—1591) — младший сын Ивана Грозного. В 1584 г. отправлен с матерью М.Ф. Нагой в Углич. Погиб при неясных обстоятельствах. Под его именем выступали в 1604—1612 гг. несколько самозванцев. . Али свалится где-нито, то для непоседливого проще пареной репы. Гляди в оба. И ещё, — старик оглянулся, не подслушивает ли жена, зашептал: — Ещё берегись, чтобы не отравили чем. Сам наперво пробуй, а потом уж ему.

— А кто ж его отравить может, — удивился Никита. — Его все любят.

— Любят, да не все. Думаешь, зря Наталья Кирилловна от них съехала. Там есть змеи, ужалят — и не уследишь. Так что ухо востро держи, Никита.

Чуть свет подняла мать Никиту.

— Вставай, окаянный питух. Шары-те продери, да вот пожуй корня солодки.

— Зачем, мать?

— От тебя разит, как из бочки, вылетишь из учителей, да ещё батогов заработаешь. Жуй, окаянный.

Нажевался корня Никита, аж скулы заболели, щи уж не жевамши глотал, торопился. Прибежал ко дворцу царицы вовремя, не опоздал. И весьма удивлён был, что царевич уже носился по комнатам вприпрыжку, в такую-то рань. Схватил за руку Никиту, потащил в свою комнату, предназначенную для занятий.

— Гляди, какой мне стол сделали.

Стол и впрямь был новенький, как раз чтоб царевичу сесть за него, и стулья такие же два. Как догадался Никита, второй стул предназначен ему — учителю, дабы мог в один уровень с учеником сидеть, не выситься над ним. Чернильница, перья, бумага, и тут же азбука. Всё готово, хоть сейчас начинай.

— Ждём царя с патриархом, — сказал мальчик. — Плетутся где-то, — и тут же, ткнув в азбуку, спросил нетерпеливо: — Это какая буква?