Аркадий Крупняков - Царев город

— Юкчи, где ты? — позвал онар, и когда невеста не ответила, Кокша испугался.— Где ты, Юкчи? Она пропала! Ищите все!

Девушки и парии рассыпались по берегам ручья в поисках невесты. И вот совершенно неожиданно около сруба возникла Юкчи. Вы, конечно, догадались, что ее подменили, и теперь вместо нее стояла Юнга, точь-в-точь похожая на Юкчи.

— Чего горланите?! — грубо крикнула Юнга. — Я здесь. Чуть было в воду не упала. Идите к дубу все.

Парни и девушки удивились грубости невесты, но от родника отошли. Может быть, и верно говорит Юкчи —

ей хочется побыть наедине с любимым, а гости не отстают от них ни на шаг.

— Ты почему неласкова с гостями? — спросил Кокша, когда они остались наедине.

— Пристали, как репейники к хвосту. Одним побыть ■ нам не дают, они мне надоели.

— Ну, что ты, милая. Они мои друзья.

Тут Юнга поняла, что ведет себя не так, как следует, и сказала:

— Прости меня, мой патыр. Они и мне друзья. Пойдем скорее к ним.

— Л пить из родника любви? Ведь мы еще не досыта...

— Мне эта сырость надоела там...

— Тебя, Юкчи, совсем не узнаю. Мы только что...

— Пойдем скорей на свадьбу, милый. Пойдем!

Она ухватила Кокшу за руку и повлекла вверх по косогору.

А гости уже перешли на поляну к холму, где посередине разведен свадебный костер. Карт и Тойдемар хлопочут около костра, готовят свадебные блины, колышки и другие предметы, нужные для обряда.

Карт, увидев, что жених и невеста готовы и идут на поляну, сказал:

— Склонитесь над костром. Пусть юмо тул«— великий бог огня до боли ваши губы обожжет, как обожгла любовь два юных сердца. Благословляю вас. Отныне ты, Кокша, и ты, Юкчи, — супруги. По древнему завету никто не может вас разъединить. Любя живите...

И вдруг на холме раздался страшный хохот. Все обернулись к холму и увидели на нем Турни. Громовым голосом он прокричал:

— Ну что, великий патыр! Единственную дочь мою'похитил, женою сделал — меня на свадьбу даже не позвал. Нехорошо!

А нахальная Юнга сбросила с себя одеяние Юкчи, осталась в своем чешуйчатом наряде, прильнула к Кокше. Опар оттолкнул ее, бросился к змею:

— Куда девал Юкчи, презренный вор?1 Скорее меч несите!

— Не горячись, Кокша! — Турни поднял над головой руку. — Зачем тебе Юкчи? По красоте моя Юнга ее не хуже, твоя Юкчи бедна, как серая кукушка, а на свою жену взгляни? Здесь каждая чешуйка золотая, браслеты— серебро, в сережках — самоцветы. А во дворце сто тысяч сундуков...

— Прочь, змей! — Кокша схватил поданный ему меч.— Мне не нужно твое змеиное отродье! Отдай Юкчи!

Онар взмахнул своим огромным мечом, и всем показалось, что он сейчас развалит Турни пополам. Но змей резко выбросил правую руку в сторону, сжал кисть, и в ней очутился трезубец. Легкое прикосновение к мечу, вспышка ярче молнии — и от меча осталась рукоятка. Она дымилась в руке онара, а змей спокойно возразил Кокше:

— Сказал ты — не нужна тебе Юнга? Как не нужна?

Карт только что сказал: «По древнему завету никто не

может вас разъединить». А ты, премудрый карт, .обычаев хранитель, чего молчишь? Скажи, кто по обычаю жена онара?

Карт, испуганный появлением Турни, забился в толпу и, когда змей неожиданно обратился к нему, испугался еще больше. Но какой-то голос (он вроде бы прилетел с ветром) сказал ему тихо: «Скажи змею: мы хотим посоветоваться». И карт ободрился, вышел к костру и твердо произнес:

— Мы пойдем советоваться, Турни. Со старейшинами.

— Ладно. Только скажи старейшинам, что я не буду беспокоить ваши илемы его лет. Если, конечно, мы породнимся. Скажи им, не забудь*Я подожду.

Карт, Тойдемар, Кокша и старейшины отошли от илема в лес и поднялись на высокую гору, поросшую сосняком. Их что-то тянуло туда. Здесь на большом сваленном грозой дереве сидел Арслан-онар. Он поздоровался с людьми и сказал:

— На тебя одного, Кокша, надежда. Из онаров только

мы двое остались на земле: Кугурак и Чоткар легли в

курганы на вековой покой, я тоже теряю силы. Только ты... Надо соглашаться со змеем, надо брать его дочь в жены,

надо выведать тайну меча.

— Я люблю Юкчи, Арслан! — воскликнул Кокша.

— Поэтому ты и должен бороться за нее. И не так, как мы это делали раньше. Враг к нам с коварством и хитростью — мы должны быть коварнее и хитрее. Ты возьмешь Юнгу в жены, ты будешь с ней ласков, ты заставишь ее полюбить людей, ты выведаешь тайну меча, и вот тогда мы с тобой победим змея, выручим Юкчи и всех, кого он похитил. А если будешь сейчас наскакивать на Турни — погибнешь сам, погубишь Юкчи, не будет народу облегчения. Ты понял нас?

— Я постараюсь, — ответил Кокша. А Тойдемар сказал:

— Надо запросить у змея побольше. Чтоб он не догадался о наших замыслах. Пусть думает, что нас одолела жадность.

— Слушай нас, Турни, — сказал карт, когда старейшины вернулись на поляну. — Мы согласны взять твою дочь в жены онару. Он будет любить ее и считаться твоим зятем. Но за это ты должен оставить земли нашего илема и не появляться на них никогда. Пусть Кокша ходит к тебе в гости, если захочет, но твоя нога пусть не ступает на наши поля и леса.

— Согласен, — хмуро сказал Турни.

— И еще: в приданое невесте ты можешь давать все, что хочешь, но кроме того ты должен дать нам столько браслетов, чтобы их хватило на всех женщин двуречья.

— На обе руки по браслету?

— На обе.

— Ладно. Девкам на обе руки, бабам — на одну. Только золотых и..,

— Ни золота, ни серебра нам не надо, Турни. Если наши бабы будут носить золотые браслеты, от грабителей и захватчиков не будет отбоя. Пусть это будут железные браслеты.

Так закончилась свадьба Кокши-онара.

Кори поднялся на ноги, оглядел поляну и крикнул:

— Кокша женился, а у нас кони разбрелись! А ну, голопузики, собрать лошадей ближе к костру!

После смерти царевича Ивана государь изменился необычайно. Посмертное прощение* «изменников»-бояр подсказало народу, что опал и гонений больше не будет. Это чуть позднее подтвердил и сам царь, подписав указ, в котором грозил жестокими карами за ложные доносы, вошедшие у москвичей в привычку. Смертная казнь грозила всякому, кто напрасно обвинит бояр в мятеже. Боярских холопов и мелких ябедников за напраслину били палками по пяткам, рвали языки, ссылали в дальние крепости.

Притихли и бояре, они чувствовали, что царь ведет Ливонскую войну к концу. Он часто напоминал думе: кончу войну — отрекусь от престола, хочу последние годы пожить по-человечески. В августе шведские рати осадили крепость, что на Ладоге и устье Невы. Но два штурма подряд были русскими отбиты, а в ноябре фельдмаршал Де-лагарди снял осаду и увел армию восвояси. Воевать с Россией один на один у шведов оказалась кишка тонка. Царь совсем было воспрянул, стал собирать войска, чтобы