Аркадий Крупняков - Царев город

— Завтра поедем. И ты собирайся. Пусть князь знает: наш род не мал и дружно живет.

На другой день к полудню к берегу Кокшаги подъехали верховые. Двенадцать человек. Одеты будто на свадьбу. На Топкае белая, катанной шерсти, шляпа, вышитая'рубаха, суконный, белый же, кафтан, белые конопляные штаны, сапоги. Пояс широкий, алый, за поясом длинный нож в кожаных ножнах. Актуган, Янал и Кори в кожаных, с меховыми оторочками, куртках, в шапках с беличьим мехом. У каждого коричневый кушак, за ним нож короткий. Кони покрыты под седло попонами из липовой мочалы, в гривах ленты. Ургаш и Айвика тоже одеты празднично. За ними едут шестеро конников с копьями, в руках подарки и угощения. Хоть время и трудное пришло, но лужавуй решил в грязь лицом не ударить. И меду взял, и мяса, и блинов. На мостках их встретили Ешка с Палагой, повели всех в Илейкину избу. Она, почитай, одна уцелела в илеме, потому как находилась на отшибе. Спешившись, Топкай тихо спросил Ешку:

— Я, однако, не понял, кто’ к кому в гости пойдет?

— Ты этих земель хозяин, на твой порог и гость .вступить должен. А потом будет видно.

— Я тоже так думал. Эй, Айвика! Бери мясо, бери мед. Котел-то у вас есть? *

— Есть, Топкаюшко, есть, — заверила Палага. — Уж встретим гостей чином.

Ургаш разглядывал местность, но нигде русских ратей не было видно.

— Воины где? — тихо спросил Ешку.

— В лесу да на той стороне реки в рощах. Они теперь это место стерегут пуще глаза.

Князь Иван Васильевич Гагин, откровенно говоря, чере-* мис побаивался. Чуть ли не всю свою воеводскую службу он провел здесь, на Волге, и сторонился черемисской стороны. Лет пятнадцать тому перевел его государь из Мцен-ска на Казань в помощь воеводам Булановым, с того и началось. Где бы ни ставился полк — везде были наскоки то от татар, то от чувашей, то от черемис.

Весной 73 года сделан был острог в Кокшайске, строили его Василий Власьев да Афанасий Есипов, а годовать туда были посажены воеводы Андрей Палецкий да Яков Наумов. А на вылазки был поставлен полк Гагина. Чуть позднее посажен был князь туда же на воеводство.

В 82 году пришли в Москву вести, что казанцы снова заворошилися, и царь велел над казанцами промышлять. Приказано было собраться в Муроме к сроку, к Дмитрие. ву. дню, восемнадцати полкам, чтобы навалиться всем на бунтовых инородцев. Здесь-то и познакомился Гагин-Великий с Иваном Ноготковым. Узнал, что толковый в деланье городов воевода зело гордый и на каждых сходах спорит из-за мест, никому подчиняться не хочет, и в тот раз посадил его государь за постоянные споры в тюрьму. Поэтому ныне Иван Гагин выговорил себе место идти передовым полком, чтобы сразу после прибытья Ноготкова уйти снова в Казань. Потому вести денежные дела с черемисами князю не хотелось, ибо с Ноготковым неминуема будет ссора. Но приказ государыни был, и Гагин стал собираться к Топкаю.

— Я чаю, подарок надо нести?—спросил князь Ешку.— Что бы такое ему вручить?

— В блаженную пору казанского взятия, когда мы впервые вступили на земли Акпарса, князь Курбский пода, рил лужавую пищаль в серебряном окладе. Для охотника лучшего подарка не бывает.

— Выбери из моих ту, что полегче. Заверни в платно и сразу не отдавай. Быть может, он такую цену заломит..

Топкай вышел на крыльцо избы, поклонился князю, как его научила Палага, коснулся рукой пола, сказал:

— Кланяюсь дорогому гостю от всего сердца.

— Бог с тобою, хозяин,— князь склонил голову, ткнул бородой в грудь,

— Проходи в избу, садись за стол.

В избе по стене в ряд стояли брат и дети Топкая. Увидев Айвику, князь,сразу успокоился, тревога и настороженность прошли. Улыбнувшись ей, Гагин скинул кафтан на руки рынде и прошел на передний конец стола.

— Это, однако, мой брат Ургаш, это мои сыновья, а девку ты, я вижу, знаешь.

— Вельми рад встрече,— Гагин уселся за стол, разгладил бороду на две стороны. Хозяева, гремя скамейками, тоже расселись.

Палага поставила на стол большую деревянную плошку — кюмыж с дымящейся бараниной, Ешка внес два туеса с медовухой, ковшики.

— Ну как, хозяин, полагаешь,—начал говорить князь,— незваный гость хуже татарина, ай как?

— Зачем так говоришь, почтенный? Если бы мы пустить вас сюда не хотели бы, то попа Епима ты не увидел бы. Наш народ маленький, нам, хочешь не хочешь, надо выбирать либо татар, либо русских. Мы выбрали вас.

— Все ли единодушны в выборе?

— Мой лужай не так велик: в какую сторону ни пойди, к вечеру на его краю будешь. И все мои люди как я думают. В сторону Казани, в сторону Вятки-реки другие лу-жаи есть, как они думают, я не знаю.

— Сюда, хозяин, еще два полка придут, твоим людям потесниться придется. Как смотришь на сие?

— Ты, князюшко, погоди его испытывать, — заговорил Ешка. — Мясо вон стынет, а в углу туесок стоит.

Топкай торопливо поставил туесок на стол, достал два ковша с резными ручками, зачерпнул ими медовщину, подал Ешке и воеводе. Князь выпил, крякнул, сказал: «Знатно!» Ешка сверкнул главами, опрокинул ковш в рот, пробасил:

— Во здравие твое, княже. Богоугодное и славное питие. Пчелой господней принесенное. Мы теперича закусим, а ты, Топкай, ответствуй князю.

— Мы попу Епиму говорили уже, — Топкай посмотрел

на Ургаша и на сынов. —* Место это городу отдаем, хоть оно дорого нам... ^

— А как дорого? Мы уплатим, ты не думай, не зада ром. Спрашивай.

— Ты неверно понял меня, князь. Место дорого потому что здесь наш род начался. Отцы и деды здесь жили...

— Понимаю. Во всякой торговле цену набить надобно...

— Ты это напрасно, княже, — сказал Ешка. — Говори, Топкай, сколько ты за это место хочешь. Божескую цену поставь. Царь наш хоть и не беден...

— Какую цену, поп Епим? Я. разве когда-нибудь землю свою продавал, илемы покупал?! Откуда мне цену знать. Я бы даром все это место отдал, если бы не голод. Если бы большой гость наш сказал, что он в эту зиму людям моего лужая умереть с голоду не даст, — я с него и жуму-ра 17 17 Кум у р — три белки. не возьму!

— Люди твои с голоду не умрут, хозяин. Иди к царю на службу и людей своих веди. Работы всем хватит. Я тебе жалование хорошее положу. Сотню человек приведешь — будешь сотником, тысячу — тысячником. Сотнику пятьдесят копеек в месяц, тысячиику — рубль.

— А когда хлеб пахать, на охоту ходить?

— Зимой какая пашня?! До весны мы крепостишку вскинем, паши потом, белку промышляй. И денег полный карман.

— Подумать надо.

— Сам-то выпей, да и думай сразу. Окромя жалования, даю тебе за место пятнадцать рублей, а брату с сыном по пять. А тебе, девка смелая, пищаль дарю. Стреляй. Отче, вручи.

Ешка пожал плечами, но пищаль девушке передал.

Топкай зачерпнул ковш браги, выпил. Захмелев, сказал:

— Тысячу я, пожалуй, не наберу, а половину приведу.