Аркадий Крупняков - Царев город

К вечеру пошел дождь, и это все сочли знамением святой богородицы, которая окропляла первые камни города, обещая ему счастливую судьбу.

* Храм был выстроен только в XVIII в.

Наказ государыни Данила Сабуров выполнил — обоз со строительными материалами на Кокшагу привез, теперь можно было со спокойной совестью уезжать на свое воеводство в город Нижний. Тем более, что крепость заложили, и стены ее росли. Но Сабурову позарез нужно было ехать не в Новгород Нижний, а в Москву. В свое время в Свияжске он упустил из своих рук мятежника Илейку Кузнецова, на которого в Тайном приказе указ лежал: «Кто того вора и бунтовщика имает, тому выплатят триста Рублев». Деньги даже для князя и воеводы немалые. Они были почти в руках Никиты, но кузнец улизнул.

И вот сейчас узнал Сабуров, что Илейка снова объявился на Кокшаге у Ноготкова. Будто бы ему царский указ о прощении есть. А вдруг нет! Мало ли что государыня обещала. Она обещала, а царь не подписал. Или Бориско Годунов помешал. Вот и выходило, что надо ехать в Москву, побывать в Тайном приказе, все выведать, и если старый указ в силе... Но в нынешнее время, когда ногайский мурза по левому берегу Волги, шастает, разве можно без спросу воеводство бросить?

И пошел Данила на прощание к воеводе Ноготкову:

— Слышь-ко, Иван Андреич, я покидаю ныне тебя.

— С богом, княже.

— А ты, я чаю, о закладке города государю докла-дать будешь?

— Надо бы. Но каждый человек на счету, а мелочь посылать к царю не принято. Подожду малость. Вот стены возведем...

— А ты бы меня попросил. Дюже я по ребятишкам да по бабе соскучился.

— Ты же мне не подначальный.

— Так если я твою грамоту радостную государыне привезу, то меня за самовольство она, я чаю, бранить не будет.

— Если так — поезжай. А грамоту я напишу...

И поехал Сабуров в Москву. За себя на воеводстве оставил голову Григория Шетнева.

В Москве такое присловье есть: «Ленив яко дьяк». А верно, чего бы ему стараться, если на каждого дьяка десяток подьячих, а то и более работают. Поэтому дьяки более всего распоряжаются, приказывают, а чтобы самому спину гнуть — зачем это нужно? А среди ленивых дьяков самые ленивые — в Казенном приказе. Приказ этот ведает царской казной и иными государственными деньгами. Золото, серебро и даже медь, если их в деньги обратить, к рукам пристают зело липко, и уж если здесь работой себя обременять — совсем дураком надо быть.

Только два дьяка на Москве с этим были несогласны. Один — главный дьяк царской думы Андрей Щелкалов, другой — его племянник Спиридон. Чуть ли не двадцать лет служил в приказах Андрей Щелкалов и всюду работал как мул. Никто не знал, когда он спит, когда ест, когда празднует. Казалось, приди в приказ в полночь, а дьяк Андрей там. Какой тебе совет надобен, приди, спроси — даст- Ума у дьяка — палата. Пронырливости более, чем у хорька, грамотностью всех превосходит. Племянника своего Спиридона приставил к покойному Ивану Ивановичу в дьяки, после смерти царевича перешел Спиридон к Федору Ивановичу, да так до сего времени при государе и служит. А сам Андрей первосоветник при главе думы боярине Мстиславском. Вона куда махнул. Уж на что умен Борис Годунов, но и он Щелкалова за своего наставника чтет и верит ему во всем.

Первая встреча Ирины и Бориса со Щелкаловым произошла вскоре после коронации. Ирина искала деньги для строительства городов.

— Деньги, вестимо, государева казна дает, — начал говорить Щелкалов.—А казной той ведает Ленивый приказ...

— Его и впряме так на Москве зовут, — объяснил Борис Ирине.

— Я бь; его еще воровским назвал. Мыслимо ли дело, скоро сто лет минет, как в Казенном приказе Головины хозяева. Один Петька что стоит, а теперь и Володька-плут тут. Первый из царевой казны ворует, второй — из государственной. Иван Васильич, покойничек, и так государеву казну вконец расстроил, а теперь эти двое ее стригут. Уж четырех рук не хватает, третьего Головина — Мишку приспособили. И посему скажу, матушка-царица, денег они вам не дадут.

— Как это не дадут?! — Ирина подняла голову. — Если государь прикажет...

— Петька-казначей пошлет вас в думу, а там его сторонники— Мстиславский и Шуйский. Они на повеление Федора Иваныча одной ноздрей не чихнут. Они только тебя, Борис Федорович, побаиваются, да и то только пока.

— А вот почему. Вспомни, кто при коронации государя шапку Мономаха нес?

— Шапка та давно у нас символом власти чтется, и он, сей Петька, как бы ее, эту власть, государю даровал. Дескать, бери, царевич, но если не удержишь, прости,— отниму обратно. Вот он как себя мнит! Теперь вся власть в думе у Мстиславского, а он тебя, Борис Федорович, ненавидит. И ждут они с Петькой, чтоб по тебе ударить. И ударят, если ты шею подставлять будешь.

— Смело говоришь, Щелкалов!

— А мне терять нечего! Я ваш наставник, и коль вас Петька угробит, то и мне сего не миновать.

— Уж коль наставник, то наставь, как быть нам?

— Надо упреждающие удары делать! И хитрые удары. Пусть государь прикажет: думе проверку казны сделать. Ты с этим указом приходи в думу и потребуй девять проверщиков. И все пусть будут они сторонники Головиных.

— Такое бывало не раз, — сказал Годунов хмуро.— Что толку?

— Нам важно, чтоб дума постановление вынесла. А как только сие случится, то государь пусть предложит добавить в ревизию Спирьку, а ты предложь меня. Им назад ходу не будет, и тогда... Уж как я раскручу Головиных, как раскручу!

[

Так оно и случилось- Дьяк Щелкалов раскрутил дела Казенного приказа, ревизия выявила, что Петр Головин похитил шестьдесят тысяч государственных денег, а Владимир Головин залезал в цареву казну.

Боярский суд приговорил главного казначея к смертной казни, а Владимира Головина изгнали со службы, лишили чинов и имущества и сослали в ссылку на Белозеро. Мишка Головин оказался проворнее брата и убег в Польшу.

Партия Мстиславских и Шуйских пошатнулась, накренилась. Вот тогда и назвал Мстиславский Щелкаловых окаянными дьяками. И было за что. Щелкалов уговорил больного Романова отдать свои полномочия Годунову, и тот стал фактически во главе партии Романовых. Шуйский, испугавшись этой силы, отошел от Мстиславского. Главному опекуну царя пришлось спасать, свою голову. Он ушел из думы, передав свой пост сыну.

Молодой Мстиславский оказался хитрее отца. Он свято чтил государя, слушался государыню, подружился с Годуновым. Все свои силы он решил бросить на Щелкаловых. Да придумал так умно, что вместе с окаянными дьяками можно было свалить не только Романовых, Годуновых, но и Ирину- А без них Федор Иванович не стоил бы и гроша.