Аркадий Крупняков - У моря Русского

— Стоят, боярин, стоят. И не только стоят, но рать шлют в земли наши, зорят княжества русские — лежит еще на Руси иго татарское. Пора починать заботушку о том, чтобы выпрямиться нам, иго злое стряхнуть. Затем и позвал тебя. Почетное дело посольское думаю поручить тебе. Год сие дело обдумывал, год тебя для него берег. Сегодня же починай сборы — поедешь в крымскую землю. Великая у тебя будет цель, боярин, и достигнуть ее нелегко. Нам зело потребно слабые связи крымские укрепить, на верных людей опереться. Поедешь вместе с торговыми людьми тихо, негласно. Прибудешь в Кафинскую крепость, отыщи там трех купцов — Никиту Чурилова в Суроже, а в Кафе Гаврилу Петрова и Семена Хозникова. У них узнай о делах татарских и фряжских. Посети евреина кафинского Хозю Кокоса. Его найти можно в Кара-субазаре, а вернее всего в Кафе. В обоих градах он дома имеет. С ним в особой переписке состою, о том тебе дьяк поведает.

Узнавши все и купцов навестивши, съезди, боярин, к Мангупскому князю Исайке. О сем княжестве мы знаем мало. Ведомо нам только одно — посередь Крыма, острову подобно, стоит немалое княжество православное. Разгляди его как следует и присмотрись к дочери князя. Сына моего женить надобно.

Про Исайку-князя узнай получше. Проведал я, что его княжество захудалое и богатство не велико, и нестатно вроде бы великому князю с ним родниться, но своя рука в той земле больно нам надобна, и опять же говорят, будто княжна красавица писаная. Потом рассудил я — девка византийская, императорских кровей. Ты, боярин, молод, в этих делах толк знаешь — посмотри хорошенько. Подарки князю выдам особые. После сего приступай к самому тяжкому: иди во дворец хана Менгли-Гирея и становись послом явно и смело. Был у меня недавно человек от хана, Гази-баба прозванием, и говорил, что Менгли с ордынским ханом Ахматом не дружно живут. Будто бы Менгли властью над ним Ахмата тяготится и непрочь с нами дружбу заключить. Вот об этом и поговори.

Натравить бы татарву друг на друга — о сем подумай. Добейся шертной [46] Шерть (тат.) — клятва. Отсюда шертная грамота — клятвенная грамота. грамоты на дружбу, а какова она должна в точности быть, дьяк тебе расскажет. Ежели хан грамоты давать не будет, тайно посети его царицу Нур-Салтан, вручи ей письмо, кое дьяк тебе передаст. Она поможет. Дары царице я передал особые, хану будут отдельно. Понял все?

— Все как есть понял, государь…

В тот день, когда Никита Беклемишев выехал в Крым, в Москве стало еще холоднее. Санный возок боярина утеплили кошмой, обили темной кожей.

Сиваши переехали только спустя три месяца после выезда. Возок пришлось поставить на колеса. Посол ехал негласно, вместе с торговым караваном, под видом русскою купца. Посольский поезд был велик — тридцать две упряжки. Впереди ехала колымага с рухлядью да с серебром в холщовых мешках, а за ней шел возок боярина. На колымаге пять охранников осброенных. За возком Беклемишева — посольство из дородных, бывалых людей.

Среди них толмач, карасубазарский караим Токатлы. Расторопный Шомелька уже много лет служил при русском дворе толмачом: языки татарский, армянский и латинский бойко переводил на русский, был деловит и, главное, умел хорошо понимать людей.

Едут Никита с толмачом в одном возке. Боярин дремлет, а Шомелька глядит на пыльную весеннюю дорогу. Едут не спеша — караван велик, разогнаться быстро нельзя.

Не доходя сорока верст до Кафы, караван стал на ночевку. Никита Беклемишев послал в Сурож вестника с письмом к Чурилову, в коем приглашал его от имени великого князя в Кафу. «Заехать к тебе в Сурож, — писал он, — прости, не могу, неспособно делать крюк. Тебе же все едино дела торговые в Кафе вершить будет надобно, купцы-гости твоего совета ждать будут и без тебя торговщину не почнут».

После ночевки торговый караван двигался не останавливаясь. Около полудня, уплатив дорожную пошлину, прошли мимо Солхата. По пути в селении поили лошадей. Никто из утомленных путников не заметил, как от каравана отделился посольский толмач и скрылся в степной лощине. Дальше Никита Беклемишев ехал в возке один.

Вершник на утре уже был в Салах и, конечно, не миновал корчму Геворока. Здесь он неожиданно встретил повара, говорящего по-русски, и в беседе выболтал, что ехал с послом из Москвы, а теперь везет письмо в Сурож Никите Чурилову. Ионаша (это был, конечно, он) во что бы то ни стало решил узнать, что пишет русский посол сурожскому гостю. Он позвал Тору, но сколько та ни угощала посланника, сколько ни обжигала его взглядами своих черных глаз — тот устоял, вино не принял, от отдыха в светлице отказался, а только попросил накормить коня. Тора, удрученная неудачей, пошла было дать корму лошади путника, но Ионаша остановил ее:

— Я сам.

Через час вершник уже ускакал в сторону Сурожа. Спустя малое время за ним не спеша выехал Ионаша. Он знал, что на середине пути лошадь путника издохнет и тот останется пешим. Он, конечно, пойдет дальше и обязательно утомится и проголодается. Вот тогда-то его догонит Ионаша и предложит ему лепешек и вина из своей фляги. Посланник уснет, и нетрудно будет узнать, что написано в письме русского посла.

На двенадцатой версте от корчмы Ионаша увидел павшую лошадь. Яд, данный с кормом, сделал свое дело.

Но сколько ни ехал дальше Ионаша, посланника догнать не мог. Он доскакал до самого Сурожа — нужный ему человек как в воду канул.

На обратном пути Ионаша всю дорогу размышлял о том, куда мог деваться посланник, но так ничего и не придумал.

Дед Славко заболел. Не то чтобы слег совсем, а так все как-то недомогалось. Болела поясница, ныли натруженные ноги, а вечером одолевал жар. За дедом неотступно присматривал Андрейка. Парнишка сейчас совсем изменился, повеселел и вроде бы даже вырос. Все свое время делил между отцом и старым Славко. А с тех пор как старик занемог, мальчонка не отходил от него. Старого гусляра приказал беречь и атаман. Он велел Полихе кормить деда отдельно. Варить для него самое лучшее.

На заре, когда на травах лежит студеная роса, Андрейка бегал по указке деда на лесные поляны, искал целебные травы. За время хождения по — дорогам дед Славко не раз травами лечил себя и мальчонку.

В поисках желтого горицвета Андрейка выскочил на дорогу и вдруг в нескольких шагах от себя увидел человека. Он сидел спиной к мальчику, уткнув лицо в ладони, — не то думал о чем-то, не- то плакал. Рядом, поперек дороги, лежал мертвый конь.

Андрей метнулся в кусты, побежал к Черному камню. Разыскал отца, рассказал ему о беде, которая постигла человека.

— Он, тять, по обличью наш, русский, можа, про отчину узнаем что-нибудь, можа, помогнуть ему надо. Как он теперя без коня-то?