Анна Фуксон - Артистическая фотография. Санкт Петербург. 1912

Она выглядела тогда такой сильной, спокойной, от нее исходила такая сила духа, что Наташа оставила ее дома без малейшего сомнения в том, что мама продержится без них в течение месяца, который они планировали провести на юге. Но когда Фирочка осталась дома одна, ее всегдашняя самодисциплина предала ее, и черные мысли о случившемся овладели ею. Она и сама уже перестала верить в способность «умного и образованного еврея» достичь всего с помощью глубоких знаний и преданной работы. Ее сватья, мама невестки, словно ощущая какую-то подпольную, враждебную работу организма Фирочки, пригласила ее к себе на дачу, чтобы она могла отдохнуть недалеко от города.

Но неслучайно говорят, что у инфаркта существует длительный подготовительный период – несмотря на хорошие условия, добрые родственные отношения и культовый в семье «свежий воздух», Фирочка вскоре вернулась в город – и хорошо сделала. Наутро у нее разразился инфаркт такой силы, что на даче с ним бы не справился ни один врач, а в городе захватили вовремя. И дети сразу вернулись домой из Адлера, чтобы ухаживать за своей мамой и бабушкой, оплотом их жизни. Хорошо, что Наташа звонила ей по телефону из Адлера каждый день, чтобы удостовериться в том, что мама справляется хорошо и сказать ей, что у них самих все в порядке. К тому же совесть ее была неспокойна, что она оставила маму дома одну, а сама с семьей впервые уехала на юг. Обычно они снимали дачу под Ленинградом и выезжали туда все вместе. Но голос Фирочки по телефону всегда звучал так уверенно, что Наташа каждый раз успокаивалась. Только однажды – по сильной одышке в телефонной трубке – она догадалась, что с мамой происходит что-то необычное.

Когда они приехали домой, силы окончательно покинули Фирочку. Так случалось в их жизни не один раз: нечеловеческое усилие, которое она делала, чтобы скрыть от семьи приближающийся сердечный приступ, требовало от нее такой огромной энергии, что с наступлением самого приступа она была уже слаба до бесконечности. К тому же она страдала от мысли, что ей не удалось предотвратить инфаркт (!). Словно можно было остановить прогрессирование уже начавшейся катастрофы в организме. Она очень старалась – принимала много лекарств, но когда дети преждевременно вернулись из отпуска, чтобы ухаживать за ней, ее моральные муки возросли. И еще неизвестно, по какой причине она страдала больше. Ведь помогая своим детям, она была готова отдать себя всю, но когда речь заходила о помощи ей самой, она была удивительно скромным и застенчивым человеком.

Уход за больной Фирочкой в тот раз оказался несложным для Наташи и Миши – оба были еще в отпуске (Наташа, как обычно, в своем, неоплачиваемом) и без труда распределили домашние обязанности. Катюша проводила время с подружками во дворе, который за эти годы стал больше похож на зеленый парк, но регулярно забегала домой и спрашивала, как чувствует себя бабуля и не надо ли помочь. Саше в начале августа исполнилось 6 лет. Он крепко усвоил совет врача, что его бабушке для выздоровления нужны «положительные эмоции», поэтому он врывался в комнату больной с победными криками, радостно набрасывался на нее, обнимал и целовал лежащую побежденную так, что родители опасались, как бы он не повредил ей что-нибудь. Но она всегда смеялась при виде любимого внука в приподнятом настроении.

Ближе к началу учебного года Фирочкино здоровье значительно улучшилось, и она постепенно снова стала деятельной и начала помогать по дому в «щадящем режиме», как она это называла. Например, многие вещи она стала делать сидя, чтобы излишне не напрягать сердце. Хождение по лестнице было все еще проблематичным, но она спускалась с помощью дочери или зятя на лестничную площадку между их четвертым и третьим этажами, там они открывали окно, и она дышала свежим воздухом и проверяла, нет ли головокружения. Так потихоньку, за месяц или два, была «освоена» вся лестница.

Наташа чувствовала, что ее начальница по-прежнему тешит себя надеждой на отрицательный ответ из Москвы – а вдруг случится еще что-нибудь непредвиденное, и диссертацию «этой Гутман» вновь отвергнут? И, тем не менее, как раз под новый год, 31 декабря 1981 года, из Высшей Аттестационной Комиссии Москвы пришло утверждение в получении Наташей ученой степени кандидата филологических наук. Радость была отравлена заплаченной за нее ценой – болезнью мамы и двойной защитой. Но они были счастливы, что «женщина-змея» больше не посмеет затравливать Наташу.

Получение Наташей ученой степени навело ректора института на мысль, что неприлично держать в почасовиках кандидата наук, а в руководителях – «не остепененных» людей. Подобное несоответствие штатному расписанию могло обнаружиться при первой же проверке. Но еще больше он страшился потенциального отъезда Наташи заграницу – уж он-то знал, что тот тайный приказ об отъезде троих евреев из вверенного ему института был до сих пор в действии, а это могло стоить ему карьеры.

Но Наташа даже не помышляла об отъезде, ведь Миша по-прежнему работал в закрытом институте. Ей самой приходилось посылать свои научные обзоры в американские журналы обходными путями, через государственный университет, чтобы фамилия Миши не «засветилась» на международной почте. Лишь однажды она забылась, когда профессор, руководивший этой деятельностью, был в командировке, и послала статью со своего домашнего адреса. Мишу немедленно вызвали в «первый отдел» и сурово отчитали. Единственным его оправданием был факт, что жена не подписывала никаких обязательств не общаться с иностранцами.

Тем не менее, уже через месяц на домашний адрес Наташи пришло письмо с предложением научных контактов из Бохумского университета. Предложение было перспективным и очень заманчивым для молодого ученого, но тогда, в начале 80-х гг., она перепугалась огласки, и ей пришлось просто промолчать и проигнорировать письмо. Наташа не ответила на него в надежде на понимание противоположной стороны. Теперь, глядя в прошлое, она понимает, насколько диким и нецивилизованным было ее молчание в ответ на то предложение.

А «женщина-змея» продолжала безнаказанно затравливать Наташу на кафедре – теперь она выдумала новую отговорку, якобы Наташу поздно рекомендовать на должность ассистента, ведь ей уже 34 года. И два профессора – заведующий кафедрой и ректор огромного института, не смели пойти против прихоти злобной бабы.

И тогда Фирочка, которая всегда принимала близко к сердцу все, что случалось с Илюшей и Наташей, решилась пойти на крайность.

Чтобы всерьез помочь дочери, Фирочка приняла решение воспользоваться влиянием Валентина, одного из близнецов тети Риты. Валентин и в детстве был всегда бойчее Наума и называл себя «старшим братом», ведь он родился на пятнадцать минут раньше «младшего брата»… Наум всегда миролюбиво и добродушно соглашался с неоспоримым превосходством более высокого и широкоплечего «старшенького». В карьере Валентин тоже значительно перерос Наума и работал коммерческим директором одного из крупных ленинградских объединений.