Анна Фуксон - Артистическая фотография. Санкт Петербург. 1912

И все же и ее слабое здоровье, и одиночество, которое усугубилось после того, как одна за другой стали покидать этот мир ее любимые подруги – все это заставляло ее размышлять о смерти. Она видела, что хотя ее дети работают очень много, их зарплат с трудом хватает на самое необходимое. А ей так хотелось оставить им после себя что-нибудь материальное, но она не накопила капитал и не приобрела имущества. Единственной ценностью Фирочки были старые облигации, которые государство заставляло покупать своих граждан еще до войны и в послевоенные годы. Хотя Сталин использовал бесплатный труд миллионов заключенных, хозяйство работало плохо, в ущерб себе. Тогда страна начала грабить своих граждан в скрытой форме – она заставляла их покупать облигации и обещала расплатиться с ними в неопределенном будущем.

Родители Илюши и Наташи в молодости послушно исполняли свой долг – они покупали облигации и отдавали за них свои последние деньги. Прошла и закончилась короткая и полная испытаний жизнь Сани, но государство так и не начало возвращать деньги за старые облигации. Прошла и тоже подошла к концу чуть более долгая и такая же трудная жизнь Фирочки, но у государства не появилось ни малейшего желания расквитаться за свои былые долги. И тогда Фирочка разложила свои и Санины облигации в три больших вощаных конверта и надписала их: Олежеку, Катюше и Сашеньке – всем своим внукам. Она угадала правильно, в поздние годы перестройки, когда Фирочки уже не стало, государство действительно начало публиковать в газетах таблицы с номерами старых облигаций. Процесс этот был медленным. В течение нескольких лет публиковались таблицы с номерами «выигрышных» облигаций сначала 40-х, потом 50-х годов.

После смерти Фирочки, Илюша и Наташа отстаивали огромные очереди в сберегательной кассе, чтобы получить мелкие суммы, которые оставила их мама своим внукам в качестве «наследства». Когда-то эти суммы были огромны и неподъемны для их родителей, которые голодали, но вынуждены были отдавать их в пользу государства. Теперь же, после многочисленных денежных реформ, они обесценились. Этих «наследных» денег их детям теперь хватило бы разве что на карманные расходы, хотя они совсем не были избалованы. Да и кому их было баловать? Ведь зарплаты и Наташи, и Илюши, несмотря на их высокие ученые степени, были невелики. Особенно в период «зрелой перестройки», или скорее уже начала 90-х годов, когда все вокруг посыпалось в один миг, и зарплаты начали выдавать с большой задержкой, многих уволили, и они жили, как и все, в скромности, граничащей с бедностью. И у Наташи не было сил объяснить своим детям, почему «наследство» такое мизерное, хотя и дедушка, и бабушка честно трудились всю свою сознательную жизнь и отдали все здоровье на благо своей страны.

До самых последних лет жизни Фирочка оставалась верна себе. Она сохранила основной стержень своего характера – необычайную отзывчивость по отношению к людям, способность сопереживать другому человеку и немедленно откликаться на его страдания. «Добрая ты душа», – сказала о ней когда-то бабушка Ольга, которой никогда не знала Наташа, но эти слова передала ей тетя Катюша, и она запомнила их на всю жизнь, как и все другое, связанное с любимой тетей. Что же касалось постоянных ударов судьбы по отношению к самой Фирочке, то к ним она относилась с прежним мужеством и, можно даже сказать, стоицизмом. И все же было нечто из ее прошлого, что глубоко вошло в ее сознание и продолжало влиять на него, хотя сама она об этом не подозревала. Прежде всего, это была Ленинградская блокада.

Само по себе слово «блокада» было частым словом в лексиконе Фирочки. Оно для нее было связано с борьбой за жизнь ее сына, мамы и сестры. Но было здесь еще что-то загадочное. О голоде, который она пережила, мама почти не рассказывала Наташе, как будто это было дело естественное, и нечего о нем говорить. Темы еды, голода и сытости были ниже ее достоинства и ею не обсуждались. В сущности, Фирочка всегда ела мало – не из-за отсутствия аппетита или желания сесть на диету. Просто привычку мало есть, которую она выработала у себя во время блокады, она сохранила на всю жизнь. Она привыкла удовлетворяться малым и оставлять еду мужу и детям, а позднее и внукам. Когда Наташа приносила из магазина что-нибудь «вкусненькое» и необычное, Фирочка всегда радовалась: «Я представляю, как Катюша и Сашенька будут это есть!»

Привычка обуздывать свои природные инстинкты помогала ей сохранять нормальный вес и подтянутую женственную фигуру до самой старости. Но иногда самоограничение переходило у нее в болезненное стремление перекармливать других: как когда-то ей казались вечно голодными ее собственные дети, так теперь она мечтала накормить своих «плохо питающихся» внуков. Когда к ним приходили гости, то на стол выставлялось все, что было в доме, и трудно было найти более хлебосольную хозяйку, чем Фирочка – она так настойчиво уговаривала гостей поесть, что дело доходило до курьеза. Так оно и шло: сама она ела мало и всем давала понять, что еда для нее не так-то уж важна. И только однажды ее тело, в противовес ее разуму, обнаружило перед всеми ее трагическую зависимость от того малого количества еды, которое она съедала каждый день.

После прихода нового 1988 года, года «дракона», Фирочка тяжело заболела. Она жаловалась на слабость и боли в животе. Сердце было более или менее в порядке, но участковая врач решила положить ее в больницу на обследование. Наташе она объяснила свое решение так: «Я уже давно наблюдаю за вашей мамой, когда она гуляет во дворе. Я иду с обходом по квартирам, а она прогуливается по дорожке с Анной Ивановной. Ваша мама, высокая и прямая, опирается на руку маленькой, полненькой Анны Ивановны, а та ее буквально тащит. У нее совсем нет сил. Она часто останавливается, чтобы восстановить дыхание. Я подозреваю у нее злокачественную опухоль».

Самой Фирочке, конечно, ничего не сказали, но ее ведущий врач в больнице решил проверить ее внутренние органы последовательно, один за другим. Само собой разумеется, что перед каждым обследованием требовалось голодание в течение 10-12 часов. Хотя после каждого анализа Фирочка питалась нормально, этот голод, который на самом деле был лишь намеком на истинный, привел ее тело к катастрофическому истощению. За две недели, проведенные в больнице, она изменилась до неузнаваемости. Семья привезла в больницу пожилую даму нормального телосложения, а увезла домой худую старушку с запавшими щеками и тонкими, ослабевшими ногами. Илюша с Наташей боялись, что их мама дошла до крайней стадии быстро прогрессирующего рака. Однако, при привычном домашнем питании, всего лишь месяц спустя, Фирочка прибавила в весе, избавилась от морщин и чисто физически вернулась к своему предыдущему состоянию.