Валерий Поволяев - Северный крест. Миллер

Команды ледоколов встретили гостей угрюмым молчанием. Миллер недовольно, по-мужицки крякнул.

Всех офицеров, гражданских людей, чиновников, находившихся на ледоколах, пришлось забрать к себе — команды там были ненадёжные. Миллер лишь вздохнул тяжело и выругался.

К нему подошёл кавторанг, козырнул:

— Угля у нас по-прежнему мало.

— Вот мы ледоколы и распотрошим, — сказал Миллер. — У кого из них самый приличный запас угля?

Оказалось, «Сибиряков» загружен отменным кардифом едва ли не по верхнюю палубу, пожалуй только на палубе и не было угля.

— Перегрузить уголь на «Минина», — велел Миллер, — таскать до тех пор, пока капитан не скажет «Хватит!».

Перетаскали много, а угля на «Сибирякове» меньше не стало. Лед около «Сибирякова» и «Минина» покрылся мелкой чёрной пылью, лица и одежда людей, занимавшихся перегрузкой, также стали чёрными.

Наконец угольные бункеры Минина были заполнены, и капитан второго ранга дал отмашку:

— Довольно!

Сон людей, переполнивших ледокол, был тревожным. В вязкой, плохо расползающейся темноте утра двинулись дальше, а когда часа через два всё-таки стало светлее и обозначилась линия горизонта, обнаружилось, что за «Мининым» погоня, за ним увязался ледокол «Канада», который когда-то с такой помпой встречал Миллера, следовавшего из Европы в Архангельск.

Капитан второго ранга исследовал увязавшийся ледокол в цейсовскую оптику и молча передал бинокль Миллеру.

Тот прижал окуляры к глазам, подправил линзы и отчётливо увидел на корме «Канады» красный флаг.

Как выяснилось потом, организовали погоню некие комиссары, три человека — их фамилии история сохранила для нас: Дубровский, Бубновский и Николаев. Шли красные за Миллером аж из самого Архангельска, не поленились пуститься во все тяжкие.

На нос «Канады» забрался матросик, что-то начал семафорить флажками, но что он там семафорил, разобрать невозможно было даже в бинокль.

Подойдя к «Минину» на пять километров, «Канада» открыла огонь из орудия, установленного у неё на носу. Однако сколько ни пытались артиллеристы «Канады» попасть в уходящий ледокол, снаряды их лишь шлёпались в торосы, разносили вдребезги голубые ледовые нагромождения, а в цель не попадали.

Дубровский выматерил артиллеристов.

Те — также с матом — оправдывались:

— Так дальность же — пять километров. Такие расстояния орудия даже на земле не берут.

— Не берут, не берут... — Дубровский снова выматерился. — Так и уплывут беляки с народным имуществом нашим куда-нибудь под мышку к лорду Керзону. Нам это надо?

— Нам это не надо, — отвечали артиллеристы, заталкивая в ствол пушки очередной снаряд.

Хлобысь! — громкий раскатистый звук заставлял приподниматься небо, с торосов слетала искристая алмазная пыль, и снаряд разносил в крошки очередную ледовую кучу.

Дубровский понимал, что достаточно всего-навсего одного попадания, чтобы «Минин» навсегда замер посреди ледяного поля либо вообще пошёл на дно, — и кто знает, вдруг за это придётся отвечать, вдруг среди убегающих беляков есть свои агенты, — озадаченно кашлял в кулак. В конце концов он направился в рубку к радисту.

— Отстучи в Архангельск радио, — велел он чернявому подвижному матросу с розовым шрамом на щеке.

Матрос с готовностью протянул ему лист бумаги.

— Пишите текст, товарищ комиссар.

— Без текста нельзя? — спросил Дубровский, стараясь нагнать в свой голос побольше грозных ноток.

Писал он с ошибками, поэтому боялся, что грамотный радист поднимет его на смех и тогда комиссар потеряет свой авторитет.

— Без текста нельзя, — сказал радист.

— Бюрократ хренов, — произнёс комиссар недовольно и, высунув язык, сел писать текст радиограммы.

Пока он писал текст, орудие, до этого беспрестанно гавкавшее на носу ледокола, молчало. Правильно, кстати, делало, комиссар это одобрял, ведь снаряды надо было беречь, иначе запаса их не хватит и беляки спокойно уплывут в страну буржуинскую, готовую их пригреть, и народное добро — целый ледокол с дымящейся трубой — уволокут следом. Этого Дубровский никак не мог допустить.

«На все наши предложения сдаться “Минин” ответил отказом, — написал Дубровский в радиограмме, хотя никаких сообщений “Минин” ему не передавал ни по радио, ни по флажковой почте, — веду по ледоколу стрельбу из артиллерийских средств, имеющихся на борту “Канады”».

Прочитал радиограмму, подписал её и торжественно передал чернявому матросу:

— Отбей спешно!

— Есть! — браво ответил матрос и принялся за дело.

Дубровский с облегчением вытер о бушлат руки.

— Теперь мы «Минина» потопим. Вместе с пассажирами и бриллиантами, которые они вознамерились увезти из России. — Голос его сделался возбуждённым. — Не получится, господа!

Он почти выкрикнул свою угрозу, вновь вытер о бушлат руки и поспешил на нос ледокола, где стояло старое, с облезшим стволом орудие, которое обслуживали два таких же облезших небритых артиллериста.

— Заряжай! — скомандовал им Дубровский.

Артиллеристы неспешно загнали в ствол орудия снаряд.

— Поторапливайтесь, — подогнал их Дубровский. — Чего на ходу на собственные слюни наступаете? Так бестолковки себе повредить можете.

— Торопёжка знаешь где нужна, комиссар? — лениво ответствовали ему артиллеристы. — При ловле блонда на перемещениях на чужой жене с одного края на другой...

— Поговорите тут у меня. — Дубровский повысил голос. — Огонь!

Орудие рявкнуло устало, подпрыгнуло на палубе, но, окороченное цепями, всадилось колёсами и станиной в железный лист. Сильно запахло горелым.

На «Минине» каждый такой выстрел противника ждали с содроганием: брони ведь на ледоколе никакой, защиты — тоже, всё обнажено. К тому же народу полно, кричат женщины, плачут дети. Одно попадание может вызвать пожар, панику, катастрофу. Люди, находившиеся на палубе, невольно сжимались, когда с «Канады» доносился очередной пушечный хлопок.

— Ы-ы-ы, — не сдержал себя кто-то из стариков-купцов, завыл — умирать не хотелось.

Снаряд черкнул по льду метрах в пятидесяти от «Минина», взбил длинный сноп огненных брызг, дал «козла» — взлетел над торосами метров на сорок, приземляясь, всадился в твёрдый надолб и отпрыгнул в сторону. Мог совершить опасный прыжок к ледоколу и всадиться в его борт, но рука Всевышнего отвела опасность — снаряд ушёл в противоположную сторону.

Громыхнул взрыв. Вверх гигантским фонтаном полетело искристое ледяное сеево.

Пушки, снятые с «Ярославны», были необдуманно поставлены на нос, чтобы ответить «Канаде», надо было развернуться к ней носом, что во льдах не всегда можно сделать. Кроме того, из одного орудия нельзя было стрелять: когда его поднимали на борт «Минина», оказался свёрнутым замок.